Джо Фауст - Отчаянные меры. Драгоценный груз. Сущность зла

— Подонок, — снова повторил Мэй, потому что не мог найти более подходящего слова. Тем более — в присутствии арколианца.

— Единственное, что вызовет трудности, — это умственные способности экспериментируемого. Сейчас с парой классов церковно-приходского далеко не уедешь, а мистер Арбор, насколько я знаю, ведет свою родословную из какого-то капустного мирка. Пожалуй, компания Нимрев будет в самый раз. Колонии на неосвоенных планетах ждут — не дождутся своих первопроходцев…

— Вы не посмеете! — рука Мэя стала сама собой шарить по столу в поисках чего-нибудь тяжелого. Баррис только пожал плечами:

— К сожалению, я вынужден вести бюджет компании так, чтобы она не разорилась. Это лишь бизнес — и только. Так или иначе — но я получу свои деньги обратно. Но вам повезло, мистер Мэй, я хладнокровный человек. Поэтому даю вам десять часов на размышление.

— Баррис, — начал Мэй.

— Время — деньги, — напомнил Баррис, — А стоимость этой беседы может перевалить расходы на мистера Арбора.

— Баррис! — закричал капитан, но экран уже погас. Он подошел к опустевшей стене и бессильно ударил по ней кулаком. — Я просто хотел, чтобы все по справедливости, — сказал он в стену. — Все, что я хотел, — это оплатить ремонт этого корабля, будь он неладен.

— Если позволите вопрос, капитан, — раздался из угла вежливый голос Мистербоба, — что значит упомянутая в этой беседе компания Нимрев?

Мэй отвернулся от стены.

— Одежда, — ответил он. — Ну, всякие экзотические меха. Чертовски дорогое удовольствие. Компания знаменита своей коллекцией безумно дорогих шуб и одеяний редкой природы. Каждый из мехов оценивается по официальному каталогу в соответствии с числом заготовщиков, погибших при его получении.

Голова Мистербоба задергалась.

— Мне не нравится, что мистергерцог устраивается на такую работу.

Мэй потер подбородок, вспоминая, что давно не брился.

— Такое никому не понравится. На Нимрев-компани работают только самоубийцы.

— Значит, вы должны позволить мне побывать в корпорации «Сущность». Мне, кстати, самому давно интересно, чем они там занимаются.

— Об этом даже говорить не стоит, — отрезал Мэй. — Они там начнут над вами экспериментировать. Этого я не позволю ни в каком случае. Да и Герцог не простит мне такого решения, — капитан вздохнул, — наверное.

— Значит, пускай экспериментируют над мистергерцогом?

Мэй сделал еще один круг по кабинету походкой приговоренного гладиатора. Он пытался хоть немного успокоиться, чтобы остальные члены экипажа не прочли, какая буря сейчас поднялась в душе капитана.

— Вы просто не понимаете, Мистербоб. Это тот случай, когда ваша жизнь стоит намного дороже, чем…чем даже жизнь Герцога.

— Но разве жизнь не одинаково дорога во всех своих формах и проявлениях?

— Я не хочу, чтобы это привело к межрасовому конфликту. Память о той войне свежа, как рана. Хотите вы этого или нет, ваша жизнь для нас намного ценнее, чем Герцога.

— Но моя жизнь… ничего не значит для вашей расы.

— Все понятно, но вы попытайтесь взглянуть на это с другой стороны, со стороны Разумных А-форм, как вы их любите называть. Вы наконец установили мирные отношения с когда-то враждебной расой, с которой вас связывала застарелая вражда, растянувшаяся на долгие годы. И вот в ваш мир прибывает первая делегация, с исключительно дипломатическими целями, первая ласточка мира. И вскоре выясняется, что вы продаете эту ласточку мира первому встречному. Как после этого к вам отнестись?

— Вы говорите о продаже в рабство, — заметил Мистербоб. Теперь я понял. Да, это трещина в хитине… то есть, извините, я хотел сказать, серьезный просчет.

— Это больше, чем просто «трещина в хитине». После такого инцидента с нами прервут дипломатические отношения представители других рас. И все это, в конечном счете, может стать причиной новых войн.

— Значит, на карту поставлены жизни. И состояние мира так хрупко, что висит на волоске, и все зависит от одной ошибки, стоит сделать один неверный шаг… — весьма интересная дилемма.

— И потом, здесь не последнюю роль играет жадность. Я тоже опасаюсь за свою шкуру, что случится со мной при таком повороте событий. И еще меня беспокоит, что случится потом с Вонном, Винтерсом и Питером Чиба. Хотелось бы также знать, что будет с Роз и с другими представителями разумных существ. Небезразлична мне также судьба Барриса и других моих врагов. Вообще-то я из секты Активных Примиренцев С Действительностью. Помните, что я вам рассказывал про Бахмана и его план похищения вас вместе с остальными с Хергеста Риджа? И если я отдам вас в руки Барриса и его лаборантов, то поступлю ничем не лучше Бахмана.

Головка арколианца вновь качнулась на тонкой шее, словно фонарик под ветром убеждений капитана.

— Так вот что вы называете репутацией, которая оценивается превыше самой жизни? Вы не хотите поступиться репутацией?

— Никогда, — сказал капитан. По крайней мере, этого не может быть. Но иногда так случается.

— Да, — затрещал арколианец. — Достойный поступок, достойное поведение. Теперь я понимаю вас, капитан. Мне многое открылось, благодарю вас. Это великолепная дилемма, с которой приходится сталкиваться человеческому рассудку. Значит, или вы — или вас. Очень утонченно.

Не хочу усложнять вашей дилеммы, джеймсоджеймс, но, думаю, что и мне со своей стороны придется объяснить вам кое-что. Это касается традиций моей расы. Возможно, это скажется на решении, которое вы примите. Как посол и чрезвычайный полномочный советник я требую выслушать все стороны до конца.

— С уважением отнесусь ко всему, что вы тут скажете, советник. Говорите.

Мистербоб поднялся и зашаркал по полу, подражая озабоченной походке капитана.

— Если бы ваши обонятельные органы были развиты чуть получше, я смог бы объяснить вам подробнее историю моей расы и причину, по которой жизнь так мало значит для нас. Позвольте мне в таком случае, для простоты, произвести кардиологическую вивисекцию.

— О-о! — мягко сказал Мэй, — я так понял, вы хотите сказать: «позвольте приступить прямо к делу» или «резать правду-матку».

— Интересная идиома, — призадумался арколианец. — Три вещи воодушевляют мою нацию и мою расу: призыв к бою, дурные новости и возможность чему-либо научиться.

— Не могу не сказать того же и о нашей расе.

— И все же разница между нами есть.

— Еще бы. Мы ведь не смотрим ваши эротические фильмы.

— Не только. Я обоняю, что ваша раса не удовлетворена, пока она побеждает и завоевывает. А наша не удовлетворена, пока не ассимилируется. То есть, пока не воспримет все, что может принести ей любое вмешательство со стороны. Мы, если можно так выразиться, женский тип расы, или «мама». А вы, стало быть, выступаете в роли «папы».