Николай Чадович - Фантастика. Журнал Парус [компиляция]

С тех пор минуло четыре года. Сейчас мне семнадцать. Вторая зима унесла жизни почти половины тех, кто пережил первую голодную зиму. Сейчас в Шевенборне достаточно домов, которые более или менее пригодны для жилья и все равно пустуют. С восходом солнца все, кто еще живет в Шевенборне, приступают к работе. Даже четырех-пятилетние дети. Все должны помогать, чтоб никому не пришлось замерзать или умирать с голоду. Времени для игр или на прогулку не остается. И постоянно нами владеет страх: будет зима лютой или нет? Сможем ли уберечь картошку? Останемся ли здоровы? Сможем ли спасти свою жизнь? Любой элементарный приступ аппендицита, заражение крови, любая разновидность желтухи способны погубить нас, потому что мертв последний врач и у нас больше нет медикаментов.

Но каждый скрывает свои страхи. Иначе можно сойти с ума. Наше существование превращается в будни со своими особенностями и привычками.

Уже с год у нас снова есть школа. Ее основал мой отец. Два класса — один для детей и другой для взрослых. Он не представляет себе Шевенборна без школы. По-моему, людоед шокирует его меньше, нежели неграмотный. Когда я был помоложе, то думал, как папа. Ведь до катастрофы такая школа, где учили писать, читать и считать, была само собой разумеющимся делом. Но теперь пришел к выводу, что такая школа не совсем вписывается в наше бытие.

Вначале учились 49 ребят от 6 до 14 лет. О младших заботился я, старшим преподавал отец. Он пишет, считает и читает вместе с ними, но никогда не говорит про бом-' бу и о том, что было до ее взрыва и что стало после. Недавно папа рассказал им о древних греках. На этом история и закончилась. Зато он превосходно научил их считать и чисто, без ошибок писать.

Бич школы — крысы. Ими кишит весь замок. Они бегают между ногами у учеников. А как вести урок, когда все ребята в ужасе поджимают колени с тех пор, как недавно крыса укусила за ногу одну девочку?

Страх, постоянный страх. Как будто наши ученики не пережили достаточно разных ужасов: правда, многие из них не родились в Шевенборне. Их прибило сюда из окрестностей. Многие сироты. Младшие из них уже забыли, как выглядели их родители. У некоторых детей все тело в шрамах и рубцах, другие передвигаются на костылях. В моем классе двое слепых. У моего отца есть один немой ученик. Многие дети лысые или страдают припадками. Некоторые невыспавшимися приходят на занятия, потому что по ночам их мучают кошмары. Ни одного из учащихся нельзя считать нормальным.

Но они живут. Они выжили. Я тоже.

Да выжили ли? Может, завтра придет мой черед? Сегодня в расческе застряло больше волос, чем обычно. У облученной Юдит все начиналось именно так. А лучевая болезнь продолжает уносить жизни.

— Она еще долго будет причинять людям боль, — заметил мой папа. — Болезнь подстерегает даже тех, кто еще не родился.

Вначале я не хотел ему верить. Йесика-Марта — это мне понятно: она уже жила в теле матери, когда ее пронзили радиоактивные лучи. Но все те дети, которых зачали уже после катастрофы, почему они пострадают от излучения?

Из новорожденных в городе и окрестностях нет ни одного нормального. Они лишают всех надежды. Ведь как бы ни старались шевенборнцы выжить, они все равно вымрут. Это только вопрос времени.

Мой отец очень изменился после катастрофы. Он стал молчалив. Однажды на уроке мальчик с изуродованным рубцами лицом (позднее он в муках скончался от лучевой болезни) бросил отцу мел в лицо и заорал:

— Вы — подлый убийца!

Другие дети с ужасом уставились на него, но папа понял, что мальчик имел в виду. С тех пор отец плохо спит. Часто стонет во сне. Иногда он так смотрит на меня, словно боится, что и я его назову убийцей. Но что изменят мои упреки? В том, что он не уставал ссылаться: именно своей бесчеловечностью такое оружие гарантирует мир! Что ему — как и большинству взрослых — дороже всего было свое благополучие и комфорт. Что он — и все они — хотя и видели опасность, не желали ее замечать.

Как-то одна девочка из папиного класса задала ему вопрос:

— А Вы хоть что-нибудь сделали, чтобы этого всего не было?

На что он лишь покачал головой. Я уважаю его честный ответ. Но чем старше я становлюсь и чем больше размышляю о случившемся, тем сильнее становится мое убеждение в правоте Андреаса: проклятые родители! Проклятые прародители! Они должны были знать, что там затевалось, потому что на себе испытали, что такое война, — даже если их война была безобидной по сравнению с катастрофой, постигшей нас…

Сейчас в нашей школе учатся 40 детей. К концу года останется 37, потому что снова у троих обнаружена лучевая болезнь: у Ули Кернмейера, самого умного в моем классе и последнего еще живого из четырех братьев и сестер; у Берти из первого класса, которого кто-то в день взрыва бомбы подобрал на лугу и принес в Шевенборн и который не знает имени и фамилии своих родителей; и у Бэрбель… Нашей маленькой Бэрбель, которую мы взяли к себе после смерти мамы и сестер. Девочка жила с нами уже два года. И мы очень привыкли к ней. Это будет жестокое расставание.

Скоро мы закроем один класс.

— Ты тогда возьмешь на себя оставшихся, — сказал мне вчера отец. А когда я удивленно посмотрел на него, добавил:

— Тебя они не станут называть убийцей.

Да, я приму класс. Я с удовольствием провожу уроки, хотя слишком молод для учителя и никогда не думал им быть. Но меня примут, потому что я не был взрослым до взрыва бомбы.

Есть ведь много более важных вещей, нежели уметь писать, читать, считать, которым я хочу научить их: они должны захотеть жить без воровства, грабежей, убийств. Снова научиться уважать друг друга и помогать тем, кому их помощь необходима. Должны научиться общаться друг с другом, преодолевать трудности и решать проблемы сообща, не доводя дело до драк. Должны чувствовать, что несут друг за друга ответственность. Должны любить друг друга. Их жизнь станет мирной — даже если она будет коротка.

Потому что эти дети — последние дети Шевенборна.

Оформление Сергея САВИЧА

Брекчия, плагиоклазы, диабаз — породообразующие минералы.

Всасывающий вентилятор.

Либрация Луны — периодические маятникообразные колебания Луны относительно ее центра масс. В результате Луна не обращена к Земле строго одной стороной, а немного поворачивается по долготе и широте.

Всасывающий вентилятор.