Николай Чадович - Фантастика. Журнал Парус [компиляция]

Однако поиски грызунов в кромешной тьме их бесконечных нор были делом весьма опасным, и поэтому вредных тварей обычно ловили капканами. Профессия капканщика была одной из самых почитаемых среди ползунов.

Если ползуны охотились на грызунов, то летуны в свою очередь охотились на ползунов. Летуны жили где-то далеко, в верхних ветвях планеты-дерева. Но иногда они вдруг появлялись целой стаей, хватали оцепеневших от ужаса ползунов и исчезали. О том, что случалось с похищенными, никто не знал. Только иногда кто-нибудь из разведчиков, рискнувший забраться выше обычного, натыкался на обломки панцирей соплеменников.

Чтобы хоть как-то уберечься от летунов, ползуны развешивали вокруг поселка защитные снасти, похожие на паутину. Иногда летуны действительно там застревали, но чаще всего разрывали паутину, спускались к поселку и хватали беззащитных ползунов. Так что ткачи, которые плели паутину, не пользовались таким почетом, как мастера-капканщики или оружейники.

Оружейники добывали липкий древесный сок, с помощью которого склеивали катапульты. Летуны весьма опасались катапульт, и поэтому, подлетая к поселку, первым делом нападали на оружейников. Но те — все как один отчаянные смельчаки — стреляли до последнего. Точный прицел — и колючка, выпущенная из катапульты, пронзала крыло летуна, тот падал и погибал.

Маленькие острые колючки росли вокруг розовых, благоухающих цветов. Цветы эти считались символом счастья, о них было сложено множество восторженных стихов. Кроме стихов поэты сочиняли военные песни, которые очень нравились храбрым оружейникам. Поэты пользовались среди ползунов большим уважением.

Не меньшим уважением пользовались и ученые. Они изобретали новые капканы, совершенствовали катапульты и руководили строительством складов, где хранились запасы съедобных листьев.

Кашу из лепестков розовых цветов повара готовили только раз в году, на праздник Посвящения.

Праздник начинался после того, как юноши возвращались из похода на грызунов. По обычаю племени взрослым мужчиной считался лишь тот, кто одолел хоть одного грызуна. В давние времена, когда ползуны не знали капканов, грызуны нахально разгуливали по веткам, и юноши частенько сталкивались с вредными животными. Теперь же, когда те были загнаны в норы, приходилось организовывать специальные походы, чтобы сразиться с врагами.

К сожалению, далеко не все возвращались из этих нужных, но очень опасных походов. Многие из вернувшихся спешили к лекарям врачевать раны, нанесенные жестокими грызунами. И тем не менее в день возвращения в поселке начиналось торжество. Гремели грибы-хлопушки, стреляли катапульты, мужчины громко распевали военные песни, старики поздравляли героев. И, самое главное, по всему поселку разносился пьянящий аромат праздничной каши.

По установленной традиции пробу с праздничной каши снимал скороход.

Профессия скорохода считалась самой легкой и самой опасной на свете. Самой легкой она считалась потому, что целый год, от праздника до праздника, скороход без дела ползал по поселку. То заглянет к ученым и обругает их за невежество, то примется учить поэтов сочинять стихи, а то явится на кухню и потребует цветочной каши.

Другие по целому году не едят цветочной каши, никому не позволено, а скороходу — пожалуйста. И ему не завидуют. Потому что раз в год, накануне праздника Посвящения, скороход уводит юношей в глубокие норы охотиться на грызунов.

Скороход не возвращается из похода до тех пор, пока каждый из юношей не сразится с грызуном. Гибнут грызуны, гибнут и юноши. А если случится такое, что в живых останется только один скороход… Тогда он уползает все глубже и глубже, петляет по бесконечным норам и сражается до тех пор, пока не погибнет. Три дня поселок будет потом оплакивать погибшего, а на четвертый день мужчины выберут нового скорохода. Вновь выбранный жадно ест цветочную кашу, набирается сил, каждый день до изнеможения упражняется в ловкости и с трепетом ждет выстрела из сигнального гриба.

Однако этот рассказ — не о молодом, а о старом скороходе, который вот уже девятнадцать раз водил юношей на охоту. Панцирь старика весь иссечен шрамами, правый глаз немного косит, левая задняя нога слегка прихрамывает, но голос у него по-прежнему зычный; с приятной хрипотцой. Старик давно уже не бахвалится своими подвигами, не задирает ученых и не поучает поэтов. Он старый и мудрый солдат. Он знает, что каждый поход может стать для него последним, и поэтому целыми днями лежит на краю поселка, смотрит на верхние ветки и размышляет, прихлебывая цветочную кашу.

О чем размышляет, никому не докладывает. Размышляет — и все.

Так было и в тот памятный день. Скороход проснулся еще затемно, вылез из гнезда, размялся, вспоминая приемы секретной борьбы, потом заглянул на кухню, взял котелок цветочной каши… Каша оказалась подгоревшей, но скороход ругаться не стал, выбрался на окраину поселка, нашел укромное местечко и задумался, время от времени макая лапу в котелок.

Утро клонилось к обеду, когда вдруг хлопнул сигнальный гриб. Скороход мгновенно допил остатки каши и поспешил в поселок.

На центральной площади толпились молчаливые строгие юноши. Скороход приблизился к ним, поприветствовал, пересчитал — четырнадцать. Ну что ж, пора. Скороход отрывисто скомандовал и повел отряд за собой, мимо тихих и пустынных гнезд — обычай требовал, чтобы юношей никто не провожал.

Когда они удалились шагов на двести, скороход свернул на боковую ветвь и оглянулся. Юноши молча двигались следом. В былые времена скороход приказал бы им петь военные песни, а теперь…

— Прибавить ходу! — строго скомандовал он и двинулся дальше.

Военные песни! Под их славный мотив ноги сами собой становятся легче. Да вот только славных старых песен юноши не знают, а новые скороходу совсем не по душе — в них слишком много пустого бахвальства.

Вот так, размышляя о прошлом и примечая зарубки на тропе, скороход привел юношей ко входу в нору и объявил привал. Было видно, что юноши устали. Одни из них сосредоточенно молчали, другие шепотом о чем-то переговаривались. О том, чтобы кто-нибудь из них рвался в бой, не могло быть и речи. Скороход нахмурился и подумал, что троих, а то и пятерых, к утру уже не будет в живых…

Однако он не стал сентиментальничать, а подкрался к самой норе и громко заклацал челюстями, подражая речи врагов. Подождав немного, поклацал еще раз… и услышал ответное клацанье.

Клацанье быстро приближалось.

Юноши насторожились.

Скороход застыл в ожидании.