Александра Калинина - Настоящая фантастика – 2019

Где можно спрятать обломки? В белье? Под надувной лодкой? Закопать в песок? Но, во имя Посейдона Пела́гия, зачем?!

Подчинённые – все трое – загалдели. Кто-то, требуя внимания, шандарахнул половником по крышке кастрюли.

Закрыв глаза, Мира прижала к губам жемчужину. Спокойствие окатило прохладой, сняло напряжение. В самом деле, море – профессиональная среда обитания археологов – чудило. А когда чудит море, что ждать от тех, кто в нём обитает?

Разбудив ноутбук, она открыла отчёт.

…При визуальном обследовании линии прибоя был собран немногочисленный разновременный подъёмный материал: 6 мраморных обмылков единого барельефа (предположительно, раннеэллинистического времени), 3 фрагмента ручек амфор (1 с верхним прилепом), 2 фрагмента соленов Боспора, а также осколки металла, по-видимому, от ликвидированной в акватории ФАБ-50…

Отчёт снова шёл через пень-колоду. Фыркнув, Мира исправила «обмылки» на «обломки». Занятная описка. Эффект внушённого присутствия? Или Заферман окончательно влился в команду? Нет, лучше заменить «обломки» «фрагментами». Многовато «фрагментов» на одно предложение, но…

Она пробежалась по тексту поиском, выделяя красным цветом упоминания о барельефе. А если пропажа не сыщется? Что делать с фотофиксацией? Что заносить в отчёт? Хуже нет – объясняться.

Хороша экспедиция! Начальница – кандидат исторических наук, мать её каракатица! – не уследила за находками. Подчинённый дубасит коллег почём зря и портит снаряжение… Феерия какая-то.

В палатку просочился Тихонов, дав понять, что десять минут истекло. Края его шорт потемнели от воды. Первым делом, значит, кинулся спасать глиняные фитюльки.

– Мир! Надо перете-е-ереть… – Он заговорщицки понизил голос.

Не иначе, первый блин спёкся.

– Давай, не томи! Признавайся, где спрятал, и не попадёшь под санкции.

– Да не брал я ничего! Я о д-другом хотел…

– О другом? – Мира почему-то не удивилась. – Слушаю.

– М-м-м… Как вам Юрай вообще?

Мира скосилась в оконце. Заферман под тентом шинковал овощи. Криминала в этом не было, но, верно, волонтёр тоже полагал, что находки сами прибегут. Неизменные очки он сдвинул на затылок, и казалось, неусыпно наблюдал за лагерем.

– А что?

– Кажется, из него волонтёр, как из меня прима-ба-а-алерина!

Образность впечатлила. На балерину – даже второго состава из погорелого театра – Санька не тянул.

Поглядывая в окно, он извлёк из кармана шорт четвертушку бумаги.

– Вот что я у него в сумке на-а-ашёл!

Струйный принтер оставлял полосы, кое-где изображение размылось, да и сам снимок был сделан под водой, при скверном освещении. Однако почти неповреждённый мраморный барельеф – цель экспедиции «Посейдона» – угадывался без труда. Вторых таких акантод среди лилий не существовало. А над ними наперегонки с дельфином плыл юноша. Одной рукой он касался плавника, не то сдерживая морского друга, не то восторгаясь его силой. Оставленные резцом волны создавали иллюзию движения. Вода казалась воздухом, и не разобрать – плывёт странная пара или летит.

Выпуклая стена – неужели барельеф на самом деле так огромен? – магнитила без остатка. Налюбовавшись, Мира подняла взгляд.

– А скажи, друг любезный, что ты искал в его сумке?

– Нож. – Любезный друг ничуть не смутился. – Ну, при вас же! Толик ка-а-артоху строгать надумал, а ножа нет. Юрай и га-а-аварит – возьми, мол, у меня в сумке, а то руки грязные. В ка-а-армане левом. А я хер знаю, как он их ра-а-азличает… Полез в один – а там это… Ну, я и взял! – докончил он с плохо скрытым торжеством.

– Тут и сказочке конец, а кто взял, тот молодец… – рассеянно похвалила Волчица.

Стоило принять что-то на веру, как новый день тут же переворачивал всё вверх тормашками.

Из шести предложенных Мирой кандидатур директор выбрал Зафермана. Неудивительно; его послужной список внушал доверие. Не профи, но и не новичок, за которым глаз да глаз. Историк-любитель, три экспедиции, из которых две подводные, полезные навыки… А он, выходит, рвался в «Посейдон», зная, что предстоит искать.

«Знал, и поэтому рвался!» – уточнила Волчица. Её так и подмывало взять волонтёра за шкирку и трясти, пока не посыплются объяснения. Например, откуда фото. Коль он его раздобыл, почему не пискнул ни словечка? Что вообще за нездоровая возня вокруг барельефа?

Ничего не скажешь, сменили шило на мыло… [14] Фамилия Заферман – «продавец мыла» – образована от слов «зейф» – мыло и «ман» – человек ( идиш ).

– Не нра-а-авится мне это… – будто прочитав мысли начальницы, протянул Тихонов. – Фото до взрыва сдела-а-ано.

– Или тот, кто его сделал, потом набрал сувениров, – возразила она. – Шестопалов, например.

– Ну! – оживился коллега. – Сковырнул кусок-другой – да-а-апустим. А почему не за-а-абрал?

– Не знаю, меня там не было. Может, не успел?

Санька нахмурился.

– Может, они знакомы? Ну, с Шестопа-а-алом? Вместе ныряли, а находки не поделили? Шестопал их за-а-аныкал, и он его за это того… А теперь ищет?

Вот ведь бред в голову лезет. Или не бред? Не знаешь, смеяться или выть на луну. Которая растёт-растёт, да никак не вырастет.

Мира приблизила фото к свету. Тихонов шумно задышал ей через плечо.

– Громадина, да? А тут… – Он ткнул в неясную тень. – Ка-а-ак проход, не?

– Может, проход. А может, дефект печати.

Она задумчиво взъерошила волосы.

– Юра у тебя что-то выпытывал? Хоть что-нибудь?

– Про Шило спра-а-шивал, что да ка-а-ак… Но любой бы спра-а-асил…

– А ты?

– А я только с виду дура-а-ак! – обиделся Тихонов. – Внешность, знаете, обма-а-анчива. Я даже про снарягу не сказал. Не его это дело. Но тут любой смекнёт…

– Ладно, бумажку мне оставь, – вздохнула Мира. – А сам… присматривай за ним, что ли. И это… голову береги.

Коллега прижал руки к груди.

– Да я от него ни… Никуда! А Тольке не скажу. Он же та-а-акой, он не смолчит…

Волчица поёжилась. «Посейдон» привык считать Наф-Нафа надёжной опорой, забывая, что крепкое плечо дополняли обезоруживающая искренность, тяжёлый кулак и вспыльчивый нрав. Если ему что в голову стрельнёт, он не будет терзаться сомнениями. Прямо в лоб спросит. А ответ не понравится, так в этот же лоб и засадит.

– Пока ничего. Посмотрим, как пойдёт…

Чувствуя себя заговорщиками, они вернулись на кухню. Из кастрюли ползли клочья сизой пены, сковорода чадила, несло горелым. Зыкин и Заферман яростно спорили.

При виде начальницы они разом умолкли, обожгли один другого взглядами и бросились спасать обед. Толик плеснул в кастрюлю воды, а Юрий закрыл газ и заскрежетал ложкой, отдирая от сковороды бурую массу. Мира не знала, что готовили парни, но точно знала, что к этому не притронется. Даже палочкой.