Джош Рейнольдс - Фабий Байл: Повелитель клонов

В бурлящих, кричаще ярких течениях адского моря, названного Оком Ужаса, косяк громадных животных метнулся в стороны, пораженный внезапной тревогой. Левиафаны, сплетенные из паутины варп-материи и забытых мечтаний, в панике уплывали от чужака, неожиданно возникшего среди них. Обтекаемый и смертоносный «Везалий» без колебаний прошел сквозь смятенную стаю, следуя собственным курсом через Эмпиреи.

Древний фрегат типа «Гладий» рассекал пестрые глубины океана душ подобно хирургическому ножу, окруженному спасительной завесой мерцающего поля Геллера. Его серебристая обшивка была лишена каких-либо опознавательных знаков, не считая странных темных пятен, появившихся, пока он рассекал громадные волны Имматериума. По обветшалому корпусу резво скакала аметистовая молния, словно осознанно избегая турельных установок корабля и всюду оставляя за собой лазурное пламя. В его всполохах на краткие мгновения возникали огромные тараторящие лица, а после снова растворялись во внемлющем ничто, откуда и появились.

Впрочем, схватку со стихией «Везалий» вел не в одиночку. Темные силуэты высотой в сектор и шириной в систему двигались позади него, мчась по вечно меняющемуся звездному ландшафту. Волки Имматериума, тощие и голодные, неотступно крались по пятам за кораблем. Они питались как невезучими судами, так и целыми мирами, пожирая миллионы душ в пределах своих непостижимых охотничьих угодий внутри Ока. Их пронзительный вой, похожий на трансзвуковой предсмертный крик далеких звезд, эхом прокатывался по Эмпиреям, пока они неслись сквозь газовые туманности и стертые в порошок останки тысяч планет.

Фрегат же нисколько не обращал внимания на этих колоссальных чудовищ. Однажды искусственный дух, обитавший в его внутренних системах, испытал нечто сродни панике, когда за ним в погоню бросились диковинные хищники, но теперь он не ведал ни страха, ни даже беспокойства, ведь в каком-то смысле он и сам был хищником. К тому же они не представляли для него угрозы, пока работало поле Геллера. Так, ничем не потревоженный, он спокойно продолжал путь, словно скальпель, вспарывающий плоть самого космоса.

В командной рубке «Везалия» Арриан Цорци просматривал доклады, мелькающие на гололитических дисплеях. Тем временем на нижних палубах и в коридорах разносились отзвуки выстрелов и крики раненых. Аварийная сирена и датчики приближения неистово завывали, усиливая непрекращающуюся какофонию. Световая сигнализация окрашивала в тускло-багровые тона палубы, где одна часть команды корабля спешила принять бой с другой. Кваканье сервиторов, подключенных к большинству рулей управления, сливалось в монотонный гул. Арриан скрипел зубами от раздражения, пытаясь хоть что-то разобрать в этом шуме.

— Запечатываю переборку на палубе «В». Активирую внутренние системы защиты. Тревога… тревога… тревога…

— Проклятье, — беззлобно пробормотал апотекарий. — Умеют же выбрать самый неподходящий момент.

С этими словами он бросил взгляд на спутника.

— Ты так не считаешь, Саккара?

— Я бы сказал, напротив: время рассчитано идеально, — ответил Саккара Треш. — Они уловили момент с непогрешимой точностью. В иных обстоятельствах я бы поздравил их.

Арриан безрадостно рассмеялся:

— Так что тебя останавливает?

Саккара ответил ему взглядом, и Арриан снова ухмыльнулся.

При том, что оба были космическими десантниками, они разительно отличались. Арриан был выше ростом, его силовой доспех, некогда окрашенный в синий и белый цвета XII легиона, теперь почти ничем не выделялся — испещренные выбоинами керамитовые пластины приобрели серый оттенок, за исключением тех мест, где проглядывал красновато-коричневый. Поверх нагрудника на цепях болтались шесть потрескавшихся и пожелтевших черепов, торчавшие из них кортикальные имплантаты свисали на манер набедренной повязки какого-нибудь варвара. Цепи также опоясывали туловище и руки космодесантника. Под ними он держал атрибуты своей должности, включая древний нартециум, оснащенный алмазным сверлом с забитыми запекшейся кровью канавками.

Саккара же апотекарием никогда не был, профессия эта была ему чужда. Насколько Арриан знал, для специальности Несущего Слово официального названия не существовало. Да и как назвать того, кто использовал демонов подобно мечу, чтобы это не звучало как брань? Синевато-багровые швы уродовали его обнаженную кожу, повторяя изгибы черепа и сбегая к острому подбородку.

Он носил багровые силовые латы, исписанные тонкими вьющимися строками текста везде, где не было богохульной символики или дрожащих полосок рассыпающегося пергамента. Такие же письмена украшали пристегнутый к поясу шлем. Тут и там о керамит позвякивали запечатанные воском странные сосуды из глины и стекла. Внутри каждого извивались и закручивались неясные очертания плененного нерожденного, с нетерпением дожидающегося, когда его выпустят наружу. Стоя рядом с Аррианом и изучая показания приборов, Саккара лениво поглаживал бутыли.

— Нервничаешь? — спросил Арриан, не глядя на Несущего Слово. — Боишься, что сегодня таки настал день встречи с богами, которых ты так превозносишь?

— Нет, — сухо ответил Саккара. — Смерть есть величайший из божественных даров.

— Неужели? До сего момента ты никогда не выказывал готовности принять это. — Арриан повернулся к собеседнику. — Что же изменилось? Осмелел наконец?

Саккара пропустил издевку мимо ушей. В действительности он был не большим трусом, чем сам Арриан. Фанатичный, самовлюбленный, надоедливый — определенно. Но трус? Нисколько. Подобные насмешки теперь не задевали его так, как когда-то, и потому Саккара просто рассмеялся.

— А может, это ты нервничаешь, Арриан? Ведь его смерть — его окончательная смерть — даст тебе столь пугающую свободу, разве нет, Пес Войны?

Арриан нахмурился:

— Он не мертв.

— Уверен? Тогда где же он? — Несущий Слово посмотрел на него в упор. — Мне любопытно, что ты будешь делать без хозяина, за которым можно ходить тенью? Примешь наконец судьбу, постигшую все твое ублюдочное братство, и отдашься в горячие объятия Кхорна?

Арриан молча изучал товарища, держа ладони на рукоятях парных фальксов, покоящихся в ножнах на поясе.

— Нет никакого Кхорна, проповедник, — сказал он наконец. — Или Слаанеш. Лишь противоборствующие природные силы и дураки, наделяющие их большим смыслом, чем те заслуживают.

Даже для него самого это прозвучало неубедительно. Ему явно недоставало уверенности старшего апотекария.