Орсон Кард - Дети разума [litres]

Старая Валентина смотрела на голографическом экране терминала, как самоанцы лежат, рыдая, на берегу. Она смотрела молча, пока в глазах не появилось жжение, и тогда наконец заговорила:

– Выключи, Джейн.

Экран погас.

– И что мне теперь делать? – спросила Валентина. – Тебе следовало показать это моему двойнику – моей молодой близняшке. Тебе следовало бы разбудить Эндрю и показать ему. А я-то тут при чем? Я знаю, что ты хочешь жить. Я тоже хочу, чтобы ты жила, но что я могу сделать?

Человеческое лицо Джейн неясным мерцанием всплыло над терминалом.

– Не знаю, – сказала она, – но приказ только что вышел. Они начали отключать меня. Я теряю части памяти. Я уже не могу думать над таким большим количеством вещей одновременно. Мне нужно место, куда я могу уйти, но этого места нет, а даже если и есть, я не знаю к нему дороги.

– Ты боишься? – спросила Валентина.

– Не знаю, – отозвалась Джейн. – Думаю, им понадобится несколько часов, чтобы окончательно добить меня. Если я пойму, что чувствую перед концом, я скажу тебе… Если смогу.

Валентина закрыла руками лицо, долго сидела неподвижно, а потом поднялась и направилась к выходу.

Джакт, глядя, как она уходит, грустно покачал головой. Много лет тому назад, когда Эндер покинул Трондхейм, а Валентина осталась, чтобы выйти замуж за Джакта и стать матерью его детей, он радовался тому, какой счастливой и живой она стала, освободившись от груза, который Эндер постоянно на нее взваливал и который она постоянно несла, сама того не осознавая. А потом она спросила его, поедет ли он с ней на Лузитанию, и он ответил – «да», и теперь все опять по-старому, теперь она снова согнулась под тяжестью жизни Эндера, под его потребностью в ней. Джакт не мог обижаться – никто ничего такого не планировал, никто не пытался украсть у Джакта часть его собственной жизни. Но все-таки ему больно было видеть Валентину, снова обремененную той же тяжестью, и понимать, что, несмотря на всю его любовь, он ничем не может ей помочь.

Миро столкнулся с Элой и Кварой в дверях корабля. Внутри уже ждала юная Валентина вместе с пеквениньо по имени Огнетушитель и одной из безымянных работниц Королевы Улья.

– Джейн умирает, – сказал Миро. – Мы должны отправляться сейчас же. Ей может не хватить сил отправить корабль, если мы будем слишком медлить.

– Как ты можешь просить нас идти, – возмутилась Квара, – когда мы уже знаем, что, едва Джейн умрет, мы не сможем вернуться назад? Мы продержимся, только пока на корабле хватит кислорода – самое большее несколько месяцев, – а потом погибнем.

– А сможем ли мы хоть что-нибудь сделать за это время? – подхватил Миро. – Сумеем ли мы научиться говорить с этими десколадерами, этими чужаками, которые рассылают во все стороны вирусы, разрушающие планеты? Сможем ли мы убедить их остановиться? Спасем ли мы все виды, о которых знаем, и еще тысячи и миллионы, о которых мы даже не ведаем, от страшных и неизлечимых болезней? Джейн дала нам лучшие программы, какие только смогла придумать, чтобы помочь связаться с ними. Но хватит ли этого на твою главную задачу? На задачу всей твоей жизни?

Старшая сестра Миро, Эла, смотрела на него с грустью.

– А я думала, что главную задачу своей жизни выполнила: я создала вирус, который обезвредил десколаду здесь.

– Да, ты сделала это, – ответил он. – И это очень много. Но нужно сделать больше, и только тебе это под силу. Я прошу тебя, Эла, полететь вместе со мной и умереть, если придется, потому что без тебя моя собственная смерть будет бессмысленной: мы с Вэл одни не сможем сделать того, что должны сделать.

Квара и Эла не ответили.

Миро кивнул им, а потом повернулся и вошел в корабль. Но прежде, чем он закрыл и задраил дверь, сестры безмолвно последовали за ним, обнявшись.

– Не действует , – сказала Королева Улья.

– А что еще мы можем сделать? – спросил Человек. – Мы связали самую прочную сеть, какую только смогли. Мы присоединились к тебе и другим Королевам так прочно, как никогда раньше, – мы все дрожим, нас шатает от напряжения, как будто разыгравшийся ветер мечется в наших кронах и заставляет наши листья блистать в солнечном свете, а весь свет, который излучаешь ты и твои дочери, и вся любовь, которая есть у нас к нашим нежным матерям и нашим дорогим безмолвным материнским деревьям, сосредоточена в тебе, в нашей Королеве, нашей сестре, нашей матери, нашей преданной жене. Как может Джейн не видеть, что мы сделали, как она может не хотеть слиться с такой сетью?

– Она не может найти к нам дороги , – объяснила Королева Улья. – Да, она наполовину создана из того же материала, что и мы, но она давно отвернулась от нас, потому что не отрываясь смотрела на Эндера, слилась с ним. Она была нашим мостом к нему. А теперь он – ее единственный мост к жизни.

– Какой из него мост? Он умирает.

– Умирает старая часть его , – сказала Королева Улья. – Но вспомни, он любил и лучше других понимал вас, пеквениньос. Разве не может быть, чтобы из умирающего тела его юности выросло дерево, которое возьмет его в Третью Жизнь, как он взял тебя?

– Я не понимаю твоего плана , – произнес Человек. Но даже в непонимании, под осознанными словами к ней летели и другие: – Моя возлюбленная королева , – говорил он, а она слышала: – Моя дорогая и благородная госпожа.

– У меня нет никакого плана , – отозвалась она. – Только надежда.

– Тогда скажи мне, на что ты надеешься , – попросил Человек.

– Это только сон надежды , – ответила Королева Улья. – Только слабый отголосок неясной догадки о сне надежды.

– Скажи мне.

– Она была нашим мостом к Эндеру. Так, может быть, теперь Эндер станет ее мостом к нам, через тебя? Если не считать последних лет, всю свою жизнь она провела, глядя в сердце Эндера, слушая его сокровенные мысли и позволяя его айю вносить смысл в ее собственное существование. Если он позовет ее – она услышит, даже если не услышит нас. И ее потянет к нему.