Орсон Кард - Дети разума [litres]

Ванму и раньше бывала битой, ей утирали нос эксперты и поносили чемпионы. У Квары это получалось прекрасно по любым стандартам, но не настолько, чтобы Ванму дрогнула.

– Знаешь, а я обратила внимание, – лукаво сказала Ванму, – что после того, как ты оклеветала самого почитаемого члена своей семьи, ты все-таки не смогла допустить, чтобы у меня остались сомнения насчет того, правда это или нет. Значит, ты действительно умеешь хранить верность, хотя бы мертвым.

– Ты что, намеков не понимаешь? – скривилась Квара.

– И еще: ты продолжаешь говорить со мной, несмотря на то что презираешь меня и пытаешься обидеть.

– Из тебя бы вышла рыба-прилипала, так и норовишь прицепиться и всю кровь высосать!

– Ну, в любой момент ты можешь просто-напросто уйти отсюда и не слушать мои жалкие попытки стать твоим другом, – напомнила Ванму. – Только ты не уходишь.

– Какие мы недоверчивые! – фыркнула Квара.

Она отстегнулась, поднялась с кресла и вышла в открытую дверь.

Ванму смотрела ей вслед. «Питер прав. Люди – самые чужие из всех чужих видов. Самые опасные, неразумные и мало предсказуемые».

Но как бы то ни было, Ванму решилась сделать парочку предсказаний.

Во-первых, она была совершенно уверена, что исследовательская команда в один прекрасный день установит связь с десколадерами.

Второе предсказание было гораздо менее определенным. Скорее, надежда. Возможно, просто пожелание. Когда-нибудь Квара скажет Ванму правду. Когда-нибудь скрытая боль, которая сжигает ее сердце, утихнет. Когда-нибудь они станут друзьями.

Не сегодня. Спешить некуда. Ванму будет пытаться помочь Кваре, потому что она явно нуждается в помощи и потому что люди, которые были рядом с ней дольше других, слишком устали от нее, чтобы помогать. Но помощь Кваре была не единственной и, конечно, не самой главной задачей, стоящей перед Ванму. Брак с Питером и жизнь вместе с ним – вот самый главный приоритет. А в этот конкретный момент ее жизни самыми главными приоритетами было поесть, попить и найти туалет.

«Уверена, это означает, что я человек, – подумала Ванму. – Не бог. Вероятно, обыкновенное чудовище. Частично раман. Частично варелез. Но больше раман, чем варелез, по крайней мере в лучшие дни. И Питер такой же. Оба мы представители порочного вида, стремящиеся к единению, чтобы еще на пару-тройку единиц увеличить его численность. Мы с Питером вместе будем призывать новые айю из Вне-мира, чтобы они взяли контроль над слабым тельцем, которое создадут наши тела, и мы увидим, что наш ребенок в один день будет варелез, а в другой – раман. И мы иногда будем хорошими родителями, а иногда будем совершать страшные ошибки. Иногда будем безутешно горевать, а иногда станем настолько счастливыми, что не сможем сдержать свою радость. С этим нужно жить. И я смогу».

В утро похорон Эндера Валентина проснулась, полная мрачных мыслей. Она прибыла сюда, на планету Лузитания, ради того, чтобы снова быть с Эндером и помогать ему в его работе; она понимала, что Джакта задело ее желание снова жить жизнью Эндера, но все же он отказался от мира, где родился и провел почти всю свою жизнь, и поехал с ней. Такая жертва… А теперь Эндера нет.

Нет, все же есть. В ее доме спит человек, который нес в себе айю Эндера. Айю Эндера и лицо их брата Питера. Где-то в нем притаились воспоминания Эндера. Но он все еще не касался их, разве что время от времени и неосознанно. И в ее доме он прятался для того, чтобы не дать этим воспоминаниям разгореться.

– А что, если я увижу Новинью? Он любил ее, правда? – постоянно спрашивал Питер с тех пор, как приехал. Он испытывал это страшное чувство ответственности за нее. – Знаешь, я немного боюсь, что каким-то образом женат на ней.

– Интересный вопрос идентификации, правда? – улыбнулась Валентина.

Но для Питера вопрос не был просто интересным. Он был в ужасе от вероятности нырнуть в жизнь Эндера. Боялся, что и его жизнь окажется расколота чувством вины.

– Семьи больше нет, – вздохнул как-то Питер, на что Валентина ответила:

– Человек, который был мужем Новиньи, умер. Мы видели, как он умирал. Она не ищет себе нового молодого мужа, которому она не нужна. Питер, ее жизнь и без того полна горя. Женись на Ванму, не оставайся здесь, уезжай, будь новым человеком. Стань Эндеру сыном, проживи жизнь, которую мог бы прожить он, если бы чужие интересы не испортили ее в самом начале.

Принял ли он этот совет, Валентина не могла догадаться. Он продолжал прятаться у нее, избегая любых посетителей, которые могли воскресить спящие воспоминания. Приходили Ольяду, и Грего, и Эла – по очереди, чтобы выразить свои соболезнования Валентине в связи с кончиной брата, но Питер ни разу не вышел к ним. А Ванму выходила, милая молодая девушка, в которой чувствовалась несгибаемая твердость духа, что Валентине очень нравилось. Ванму играла роль доброго друга осиротевшей семьи, поддерживая разговор, когда каждый из детей жены Эндера рассказывал о том, как Эндер спас их семью, благословил их жизни, когда они уже перестали думать, что достойны благословения.

В углу комнаты сидела Пликт, слушая и оттачивая Речь, ради которой она прожила всю свою жизнь.

«О Эндер, шакалы обгладывали твою жизнь три тысячи лет. А теперь и друзья решили внести свою лепту. Но кто сможет отличить, чьи зубы впивались в тебя?»

Сегодня все должно закончиться. Каждый по-своему делит время, но для Валентины подошла к концу эпоха Эндера Виггина. Эпоха, начавшаяся одним Ксеноцидом, имеет шанс не закончиться другим, предотвращенным или хотя бы отложенным. Теперь люди научились уживаться с другими разумными видами, и на десятках планетах-колоний их ждет теперь общая судьба. Валентина напишет об этом книгу, как она написала историю каждого мира, который посетила вместе с Эндером. Она не станет использовать стилистику пророчеств или священных писаний, которую Эндер выбрал для своих трех книг: «Королева Улья», «Гегемон» и «Жизнь Человека», ее книга будет, скорее, научной, с цитатами из различных источников. Она будет следовать не Павлу и Моисею, а Фукидиду, и хотя все свои книги она написала под псевдонимом Демосфен, выбранным еще в детстве, когда они с Питером, первым Питером, пугающим, опасным и удивительным Питером, изменяли мир словом. Демосфен опубликует книгу хроник об истории заселения Лузитании людьми, и в этой книге много места будет уделено Эндеру: как он принес сюда кокон Королевы Улья, как стал частью семьи, сильнее других втянутой в общение с пеквениньос. Но книга будет не об Эндере. Она будет об утланнингах и фрамлингах, о рамен и варелез. Эндер везде был пришельцем, не был связан ни с кем, работал где угодно, пока не выбрал эту планету своим домом, но не только потому, что здесь была семья, которая нуждалась в нем, но и потому, что здесь ему не пришлось бы разделять жизнь одной только человеческой расы. Он мог принадлежать к трибе пеквениньос, к Улью Королевы. Он мог быть частью чего-то большего, чем просто человечество.