Алексей Федоров - Потерянная земля

Крысы вернулись, шуршали в темноте зрительного зала. Вадик вдруг подумал, что в присутствии бодрых покойничков они вели себя гораздо спокойнее… или просто ему было не до того, чтобы обратить внимание? Интересно…

И чем выше поднималось солнце, подсушивая блестящую мириадами бриллиантов росу, тем поганей становилось на душе, хотя Вадик упорно пытался убедить себя в собственной невиновности — знал, едва ли не сам нарвался…

Вредная все же штука — совесть, счастливы ее лишенные. Ведь эта сволочь вечно напоминает о себе в самый неподходящий момент.

Но вышло даже лучше, чем он надеялся. Председатель нашел более подходящий объект для приложения эмоций, нежели пара раздолбаев, прибывших снаружи. То бишь — манкировавшего своими обязанностями священнослужителя.

Когда из-за угла показалась могучая фигура завклубом, пришлые сидели и курили, наслаждались ясным утром, клятвенно обещающим погожий денек — и свежим воздухом. Жизнью, словом, едва не утраченной…

Сидели они на останках входной двери, вывалившейся наружу — солдатики работали с немецкой педантичностью. Хорошо еще им в голову не пришло снести здание — чтобы добраться, наконец, до беглецов… видимо, времени не хватило. От увиденного внутри женщине стало плохо, она схватилась за то место, где, по расчетам Вадика, должно было находиться ее огромное сердце, и тихо сползла по стенке.

Пока Руслан носился в поисках врача, Вадик держал пальцы, чтобы не преставилась, болезная. Чем еще он мог помочь?

Некоторое время спустя за разбитым окном с истошным рыком промчался председательский «виллис», с душераздирающим визгом затормозил перед дверным проемом, а секунду спустя ртутным шариком вкатился и сам Валентин Александрович. Огляделся, задохнулся от избытка чувств, пошел пятнами. Прокомментировал увиденное сложносочиненным предложением, составленным, в основном, из идиом…

— Тут… это… женщине плохо… — рискнул, наконец, привлечь к себе внимание Вадик. Председатель подошел, присел на корточки, приложил пальцы к шее. Задумался.

— Жить будет. — Решил он наконец. — Но — хреново… как там парня твоего зовут?

— Руслан.

— Ага, Руслан, точно… ЭЙ, РУСЛАН!!! — в помещении крик толстячка прозвучал пароходным ревуном, Вадик даже зажал свои многострадальные уши. — ИДИ СЮДА, ПОМОГИ!!!

— Что случилось?! — парень вбежал внутрь так, словно снаружи ему дали хорошего пинка. Глаза были испуганные.

— Помоги нам… так, значит — берем ее…

Это было намного проще сказать, чем сделать. Намного… кое-как, с пыхтением и руганью, протащили бесчувственные телеса по усыпанному мусором коридору мимо ряда выбитых дверей — до гримерки, где обосновались ребята. Взгромоздили на нары. Александр Валентинович утер вспотевший лоб, а затем, с видом «как будто так и надо», извлек из-под кровати кандалы и защелкнул их на пухлой лодыжке женщины, вкрутив металл в тело едва ли не до последнего щелчка.

— Что?! Так надо! — отреагировал он на молчаливые взгляды ребят. — Лица попроще сделайте!.. вещи свои соберите. Здесь вы больше не живете…

Собирать, в принципе, было особо нечего — надетое на них ничем не отличалось от снятого вечером; все грязное и рваное… да еще и окровавленное. Из пожитков получились лишь пара пакетов с «мыльно-рыльными» принадлежностями, да спецовка Вадика.

Вадик лишний раз порадовался, что они уничтожили следы вчерашнего банкета. Хотя, правда имеет паскудное свойство рано или поздно выплывать наружу — а, как ни крути, его ночная прогулка была лишней. Да и перегар… сам Вадик его не чувствовал, однако насчет окружающих не был уверен. А вообще, единственными последствиями бессонной ночи осталась боль во всем теле (перенапрягся, когда тащил Руслана), да легкое желание поспать. Он еще раз окинул фигуру парня взглядом — блин, здоровый кабан… чего только от страха не сделаешь.

Валентин Александрович тихонько прикрыл за ними дверь с торчащим язычком замка.

— В машину. Съездим, навестим человечка… ему, наверное, икается сейчас. — Он завозился, пытаясь хоть как-то заклинить открывающуюся дверь, ребята двинули на выход.

Только тут Вадик, наконец, сообразил — пронесло. Ему в вину разгром не ставят… вообще-то, да хоть бы и поставили — какая разница, сделанного не вернешь, а бежать тут некуда. Да и бегать — сомнительный удел. Мягко говоря.

По его искреннему мнению, вряд ли можно было придумать что-то хуже, здесь — тюрьма, только камера побольше. Однако, есть одна симпатичная сокамерница…

— Слышишь, Вадим… — Руслан заговорил вполголоса. — Это… спасибо, в общем…

— Было бы за что. Ты бы так же поступил.

— Не знаю… может быть. — Руслан сощурился, выйдя на солнце. — Не знаю. Честно.

Валентин Александрович, догнавший их, от света аж перекосился, пошарил по карманам и вытащил солнцезащитные очки — вполне себе современные… Вадика разобрала злость при воспоминании о первой встрече — как он ловко прикидывался деревенщиной из прошлого века, продавая бензин. Эх, жалко часы. С-сволочь.

И бензин у него — дерьмо… а с другой стороны — что он должен был сказать? Даже Инга до последнего молчала, придумала какую-то ерунду — лишь бы не говорить правду. Пусть горькую, но за столько лет можно было успеть смириться.

И, однако, странно у них больничные листы выписывают… цепью за ногу. Таинственный остров, так их, только — навыворот.

Председатель оглянулся — видимо, собираясь закрыть дверь, озадаченно почесал в затылке и с выражением досады направился к джипу. Повинуясь молчаливому приглашению, ребята заняли свои места.

Затормозила машина у самых дверей бревенчатой церкви. Валентин Александрович снял очки, провел руками по лицу, словно стирая усталость.

— Значит так… вы пока здесь посидите. Я пойду с этим уродищем пообщаюсь. Если нужны будете — позову. Все понятно? — спутники молча кивнули… однако, как только председатель скрылся в дверях, Вадик одним прыжком оказался за бортом машины.

— Куда ты?! — голос Руслана сел.

— Они там сейчас будут обсуждать нашу дальнейшую судьбу; во всяком случае — мне так интуиция подсказывает… тебе неинтересно? — Руслан пожал плечами и отвернулся, чтобы скрыть заблестевшие глаза. Для парня, никогда не отличавшегося выдержкой и смелостью, все это было слишком…

Дверь отрезала Вадика от солнца и тепла, оставив лишь затхлый полумрак. За ней оказался небольшой тамбур — и еще одна дверь, двустворчатая, с изображением святого распятия на половинках… запах был едва уловим, однако желудок Вадика отреагировал, подпрыгнув к горлу. Пахло перегаром.

На цыпочках Вадик подкрался к дверям и приник ухом… нет, бесполезно — реверберация делала слова неразличимыми, только и можно было различить бас председателя и тихий смиренный бубнеж батюшки. Стараясь, чтобы дверь не скрипнула, Вадик тихо, по миллиметру, приоткрыл ее, пока не образовалась достаточная щель.