Вадим Картушов - Стазис

– Нельзя никак иначе.

– Ты помнишь про лабиринт? – спросила Лиза. – Ты очень сильный, на самом деле. Что тебе этот? В тебе силы на десять таких.

Горбач кивнул и сделал шаг в яму. Он уже перестал чувствовать пол под ногами, но что-то удержало за ворот – рвануло так, что жилет едва не треснул.

– Ты сильный, но тебе не обязательно быть сильным одному, – сказал Синклер. Он достал его за шиворот, толкнул в сторону и прыгнул в яму.

– Какого хрена! – крикнул Горбач. – Это мое испытание! Синклер!

– Молодец, – сказала Лиза.

– Я? Я просрал Синклера! Я просрал испытание?

– С чего ты взял, что это твое испытание? – спросила Лиза.

– Почему ты сразу не сказала?

– Дурак, да? – спросила Лиза. – Нельзя было.

– Ты специально подначивала?

– Есть хочется, – сказала Лиза задумчиво. – Нам дадут там поесть?

В яме стало темно. Горбач вместе с Лизой смотрели туда, не отрываясь, и прислушивались к каждому звуку. Через несколько секунд пространство залило светом. Это открылась квартирная дверь.

Дометиан ворвался в квартиру, как смертоносный ураган. Он пролетел через прихожую, снеся галошницу.

В комнате были развешаны фотографии, детские куклы на ниточках. Густо стояли книжные полки. В углу на драной тахте спал человек, прикрытый застиранным одеялом. Дометиан услышал его стон еще из прихожей. Он посмотрел на фотографии на стенах и тут же отвел взгляд. С карточек глядели люди, которые никогда бы не простили ему то, что он не смог простить себя. Дометиан погладил бутылку с зажигательной смесью. Он здесь за другим.

– Ныне отпущаеши, – тихо сказал он и подпалил тряпку на бутылке.

Он бросил «коктейль Молотова» так, чтобы огонь стек по стене с ковром на спящего человека. Тот загорелся, но не проснулся. Это взбесило Дометиана. Он все-таки ждал пробуждения. Квартира медленно занималась. Дометиан закрылся краем куколя и отдернул покрывало с тахты. Увидел узкое бородатое лицо, искаженное яростью. Человек по-прежнему спал, хотя и перестал стонать. Дометиан хотел рвануться ко входной двери. Он еще успевал, тот край комнаты не успел загореться плотно. Но Дометиан передумал. Он аккуратно прикрыл человека драным одеялом и сел на кровать рядом с ним.

«Зря выкинул пачку, – подумал Дометиан. – Сейчас бы недурно закурить».

Дмитрий вошел в квартиру неспешным шагом. Он чувствовал необычайное возбуждение – такое, какого не чувствовал, пожалуй, никогда. Сейчас он докажет Отцу свою преданность. Он единственный правильно исполнил ритуал и теперь станет частью Троицы.

Мир выживет и доберется до хилиазма. Теперь все будет хорошо. Терпкие краски и растянутое время, бездна одиночества, все было не зря. Они станут править вместе и мудро – Дмитрий как младший, Отец как старший.

Но ведь старший спит. Пока он не проснется окончательно, ему нужен смотрящий. Нужен тот, кто будет стоять за спиной и ограждать от врагов. Нужна угроза врагам будущего Тысячелетнего царства. Полубог за спиной бога. Дмитрию было не привыкать довольствоваться ролью половинки.

Он спокойно прошел по темной квартире с пустыми полками. На стенах белели квадраты. «Что здесь висело? – подумал он. – Какая уже разница». Дмитрий дошел до тахты и сдернул покрывало. Там никого не было. Комната была пуста. Он рванулся ко входной двери. Вместо нее оказалась стена. Дмитрий вернулся в комнату и попытался разбить окно, но рука отскакивала, словно от камня. Он внезапно устал и присел на тахту. Стало холодно. Он укрылся одеялами.

– Надо было все-таки научить его играть, – сказал он.

«Теперь у меня бесконечность времени на размышления об этом», – подумал он. За окнами комнаты плясал бесконечный кошмар. Дмитрий не мог сформулировать, что именно он собой представлял, но отчетливо видел его сквозь непробиваемое стекло. Та самая беспроглядная тьма подступала к его дому. Это была не Великая скорбь, подумал он. Это уже была не она. Хорошо, если получится заснуть, подумал он.

Синклер, Горбач и Лиза вошли в квартиру. Горбач и Синклер хотели сразу пройти в комнату, но Лиза строго посмотрела на них. Пришлось снять обувь и верхнюю одежду. В квартире было грязно, но зачем сорить сверху?

Они тихонько прошли в комнату в носках. В прихожей был всего один комплект тапочек. Синклер посмотрел на стены. Там висели детские куклы на ниточках, густо стояли книги на полках. Полки покрылись пылью, но разве долго их протереть? На стенах висели фотографии – очень много. Синклер не удивился, когда разглядел там маленькую девочку, молодого парня на фоне густого деревьями московского дворика, мужчину средних лет. В углу некоторых снимков висела черная лента, посеревшая от пыли. Синклер подошел к тахте, на которой спал мужчина. Он спал плохо: стонал, ворочался. Дырявое одеяло скрутилось, простыня сбилась в углу. Синклер не удивился – опять, – когда понял, что смотрит в собственное лицо, искаженное судорогой.

– Что дальше делать? – глупо спросил он.

– Ты Звонарь. Откуда нам знать? – сказала Лиза.

– Работай давай, – сказал Горбач.

Синклер достал колокольчик. Перед тем как звонить, он посмотрел в окно. Когда они вошли, была ночь, но теперь за стеклом занимался рассвет. Синклер позвонил в колокольчик.

– Пора вставать, – сказал он неловко.

Отец Стазиса приподнял голову и открыл глаза.

КОНЕЦ