Дэвид Вебер - У рифов Армагеддона

— Можно? — Трайнейр изящным жестом указал на другое кресло, стоящее в гостиной Динниса, отчего его сапфировое кольцо блеснуло в свете лампы, а архиепископ вздрогнул.

— Пожалуйста, садитесь, Ваше Высокопреосвященство! — сказал он поспешно. — И прошу простить, так же, мой недостаток манер. Я действительно не ожидал вас, и я боюсь, что знахари до сих пор предписывают мне маковый сок.

— Не беспокойтесь по этому поводу, — любезно сказал Трайнейр. — После такого падения как у вас, вам в самом деле повезло, что последствия не оказались ещё более тяжёлыми.

— Я ценю ваше понимание, Ваше Высокопреосвященство.

Диннис подождал, пока Трайнейр устроится в указанном кресле. Канцлер был выше, чем Диннис, стройнее, с угловатым лицом, глубокими, умными глазами и коротко остриженной бородкой. Он носил оранжевую рясу своего высокого ранга, отмеченную голубым пером сигила Ордена Чихиро, и подол его рясы выше икр был мокрым от подтаявшего снега.

— Могу я предложить Вам что-нибудь выпить, Ваше Высокопреосвященство? — спросил Диннис, когда канцлер уселся и протянул руки к огню, весело потрескивавшему в очаге.

— Немного горячего шоколада не помешает в такой день, как этот, — согласился Трайнейр и Диннис кивнул слуге, который тут же убежал выполнять поручение.

— Я, конечно, сам ещё не выходил, Ваше Высокопреосвященство, — сказал Диннис, — но люди говорили мне, что погода в этом году необычайно суровая.

— Вам правильно сказали, Эрайк. — Трайнейр ухмыльнулся и покачал головой. — Снега выпало больше трёх футов, и это только ноябрь — ещё даже не зима! Я редко видел такие снегопады так рано в сезоне. И, — его выражение лица стало более серьёзным, — я боюсь, что это окажет предсказуемый эффект на работу семафора.

Диннис хмуро кивнул. Единственной огромной слабостью семафорной системы Церкви было ограничение по видимости. Темнота, снег, дождь, туман — что-то одно или всё сразу могло приостановить работу станции связи Матери-Церкви. Существовала система отправки сигналов в темноте, но она была не очень надёжна — более подвержена ошибкам в интерпретации сигнала на разных станциях — и более медленна, и до сих пор не справлялась с обычной низкой видимостью в зимнюю погоду.

— Так всегда происходит, не так ли, Ваше Высокопреосвященство? — сказал он, немного помедлив со смиренным видом.

— Да, это так. Те, кто населяет другие земли, ненавидят нас за наше высокое положение и редко думают о цене, которую мы платим каждую зиму здесь, в Зионе и Храме. Кроме того, — Трайнейр позволил себе смешок, который ударил по уху Динниса своей неестественностью, — вы сами были избавлены от этой специфической епитимьи последние несколько лет, разве нет?

— Я полагаю, что да. — Диннис ответил немного медленно, пока его затуманенный опиумом мозг лихорадочно разгонялся. — И, — признался он, усмехнувшись уже сам, — полагаю я должен признаться, что специально планировал свои пасторские визиты так, чтобы избежать зимы здесь, в Зионе, Ваше Высокопреосвященство.

— Я не удивлён, — сказал Трайнейр сухо, после чего фыркнул. — Любой, кроме деревенского идиота, спланировал бы путь также, если бы он имел такую возможность! Я бы точно.

— Ну, похоже, — Диннис показал левой рукой на гипс, который костоправ использовал, чтобы обездвижить его раздробленную правую ногу и перевязку, поддерживающую его правую руку, — что все те годы прошедших мимо епитимий настигли меня наконец.

Он смог сохранить почти нормальный тон в своём голосе, но это было трудно. Боль была достаточно сильная, но лекари уже предупредили его, что ему впредь нужна будет трость, а его правая нога уже никогда не будет такой, как раньше.

— О, я сомневаюсь в этом. — Трайнейр сказал это с такой уверенностью в голосе, что Диннис подумал, что викарий уже слышал некоторые из лекарских отчётов. — Никто из нас не совершенен, Эрайк, но я весьма сомневаюсь, что вы настолько несовершенны, чтобы наложить на вас настолько суровое наказание. Но, с другой стороны, — глаза канцлера прищурились, — это, возможно, может быть… неудачным, что вы пострадали от несчастного случая именно в это конкретное время.

— Ваше Высокопреосвященство? — Диннис почувствовал, как его глаза слегка сузились, так как понял, что Трайнейр наконец подошёл к истинной причине своего визита.

— Я уверен вы в курсе, что насчёт Черис были выражены некоторые… опасения, — сказал канцлер. Он смотрел Диннису прямо в глаза пока тот не кивнул.

— Да, Ваше Высокопреосвященство. Конечно, я передал эти опасения епископу-исполнителю Жеральду и отцу Пейтиру, и предполагал посвятить им немного своего внимания, когда я буду в Теллесберге. Теперь, однако…

Его левая рука опять указала на тяжёлый гипс, а его левое плечо дёрнулось.

— Конечно, я понимаю. — Трайнейр наклонился вперёд, чтобы слегка похлопать Динниса по его здоровому колену, а потом вновь выпрямился, потому что вернулся камердинер с изысканно глазурованной чашечкой тончайшего харчонгского фарфора, наполненной дымящимся горячим шоколадом.

Канцлер принял чашку со словами благодарности и смаковал её мелкими глотками, пока камердинер расставлял такой же кувшинчик с шоколадом и вторую чашку на маленьком столике между ним и Диннисом. Камердинер вопросительно приподнял бровь указывая на пустую чашку, но епископ медленно покачал головой. Камердинер поклонился в знак понимания и удалился так же тихо и незаметно, как и пришёл.

— Я понимаю — мы все понимаем — почему ваш обычный пасторский визит был отменён в этом году, — подытожил канцлер через секунду. — Это прискорбно, естественно, но учитывая характер и степень ваших повреждений, это было конечно же неизбежно.

— Я ценю ваше понимание, Ваше Высокопреосвященство. Было бы нечестным, однако, если бы я не сказал, что лучше бы я был прямо сейчас в Теллесберге, чем здесь.

Он махнул в сторону окна гостиной. Стекло было хорошо закреплено в раме и поэтому в уютной гостиной не было ледяных сквозняков, как во многих домах здесь, в Зионе, когда окна настолько промерзали, что не спасал даже огонь в камине. Он знал, что в других городах люди, не столь везучие как он, были вынуждены жаться к любым источникам тепла, которые они могли найти, а осень и зима также всегда провоцировали голод. Корабли всё ещё могли проходить через озеро Пэй, с продовольствием из огромных зернохранилищ и ферм в южной части Храмовых Земель, но в конце концов, этот маршрут тоже будет закрыт. Город станет полностью зависим только от собственных хранилищ и складов, и, хотя они были огромными, они всегда истощались до весны в городе такого размера. Когда же снег сойдёт, то неизбежно будут найдены мёртвые тела, потому что холод, голод и отсутствие крова всегда настигает наиболее уязвимых городских бедняков.