Дэвид Вебер - У рифов Армагеддона

— Должны ли мы предпринять шаги, чтобы… устранить его, Сир?

— После того, как Нарман напортачил с покушением на Кайлеба? — Гектор покачал головой с жёстким, резким приступом хохота. — Последнее, что нам нужно, это наши люди — если мы, конечно, всё ещё будем иметь в Теллесберге людей — втянутые во второе убийство! Если бы это сработало, Хааральд, вероятно, подозревал бы Нармана, но мы только что получили убедительное доказательство того, что заказные убийства не всегда срабатывают так, как планировалось, верно?

— Полагаю, получили, Сир, — согласился Корис с ещё одной тонкой улыбкой.

— Нет, — сказал Гектор. — Я думаю, мы подождём некоторое время, прежде чем мы примем решение о том, что хороший сейджин будет ликвидирован. Если он не начнёт представлять из себя серьёзную угрозу, у нас есть намного лучшие цели, чтобы расходовать наши усилия.

— Итак, капитан Ровин? Что вы думаете сейчас?

Мерлин должен был кричать, чтобы быть услышанным сквозь порывистый шум ветра и воды. Чайки и морские виверны кружились в бурлящих облаках белых перьев и блестящей, многоцветной шкуры под ярким весенним солнцем. Они плавали и ныряли около пятидесятифутовой двухмачтовой шхуны «Рассвет», которая неслась через блестящую голубую воду Бухты Южный Хауэлл во вспышках рассеянных радужных брызг, оставляя прямой белый след позади себя.

«Рассвет» был первой шхуной, когда-либо виденной на Сэйфхолде. Сэр Дастин Оливир был официальным конструктором парусного вооружения, и официально Мерлин был просто пассажиром на борту. Но Хорас Ровин, шкипер личной яхты Оливира, «Аньет», был одним из маленькой, но неуклонно растущей горстки людей, которым нужно было рассказывать хотя бы часть правды о внезапном потоке новых нововведений. Ровин знал, кто действительно придумал новую схему парусного вооружения переделанного каботажного судна, и, несмотря на свою веру в своего патрона, он откровенно скептически относился к утверждениям Мерлина.

Что явно менялось.

Капитан — коренастый, лысеющий человек с полоской седых волос вокруг голого, загорелого скальпа и впечатляюще выветренном лицом — стоял на коротких, тесных шканцах шхуны, и смотрел с чем-то очень похожим на недоверие на вымпел на топе мачты, показывающий направление ветра.

«Рассвет» шёл в крутом бейдевинде левым галсом. Само по себе это не было чем-то особенным, но, жёстко наклонившись к правому борту под нажимом его нового, белоснежного паруса, он делал это лучше, чем кто-либо ещё когда-нибудь мечтал.

Даже лучшие схемы прямого парусного вооружения уже придуманные на Сэйфхолде, были чуть более способными держаться круче к ветру, чем корабли Колумба в 1492 году, и их версия «крутого бейдевинда» сильно отличалась от демонстрируемого «Рассветом». Галеоны, которые плавали по морям Сэйфхолда, могли держать курс не ближе семидесяти градусов непосредственно к ветру, что Нимуэ Албан могла бы назвать чуть лучше, чем крутой бейдевинд, даже в идеальных условиях. На самом деле, более реалистичная цифра была бы ближе к восьмидесяти градусам, и большинство сэйфхолдийских шкиперов могли бы согласиться на это без сожалений.

В то же время «Рассвет» плыл всего лишь под пятидесятью градусами к истинному ветру. Даже это было далеко не эффектное зрелище по стандартам парусных яхт, которые Нимуэ знала по солёной воде Старой Земли, но «Рассвет» был переделан из типичного каботажника Бухты Хауэлл. Он был относительно мелкосидящим и ширококорпусным, без плавникового или шверт-киля как у одной из этих яхт. Мерлин и сэр Дастин добавили шверцы, чтобы придать ему лучшую гидродинамику, но это была неудобная, кустарная доработка, а сама шхуна была по своей природе менее способной держаться круче к ветру, чем шлюпы или ялы, на которых Нимуэ когда-то плавала для отдыха.

Однако, несмотря то, что Нимуэ Албан, возможно, могла быть разочарована ходовыми качествами «Рассвета» в те давние дни на Северном море Старой Земли, Мерлин был в восторге, а Ровин был однозначно поражён. Ни один корабль, который он когда-либо видел, не мог сравниться с этим по ходовым качествам, и, если двадцать или тридцать градусов, возможно, могли звучать не так уж хорошо для сухопутного жителя, это значило очень много для опытного моряка.

Единственный способ, с помощью которого парусный корабль мог двигаться против ветра, состоял в том, чтобы лавировать, идти как можно более крутым бейдевиндом и поворачивать взад и вперёд через ветер. В лучшие времена это было медленным, трудоёмким, ужасно неэффективным делом по сравнению с плаванием по ветру или в полветра, или тем, что могло бы достичь моторное судно. Или, если на то пошло, галера… пока сохранялась выносливость её гребцов.

Лавирование, которое, по сути, было задачей поворота корабля через ветер, было более эффективным способом передвижения чтобы добиться этого, но для этого требовалось, чтобы судно лавировало для того, чтобы поддерживать скорость движения вперёд — и управляемость рулём — достаточно долго, чтобы пройти через линию ветра. Учитывая, насколько типичный сэйфхолдийский барк должен был повернуться, чтобы развернуться через ветер, это было обычно… проблематичной задачей в лучшие времена. Гораздо чаще, особенно при умеренных или лёгких ветрах, барку нынешнего поколения приходилось вместо этого делать поворот фордевинд, поворачиваясь по ветру, вдаль от направления, куда он действительно хотел идти, через впечатляющую дугу длиной более двух сотен градусов, чтобы он мог обосноваться на своём новом курсе. В ходе этого процесса ему приходилось отказываться от душераздирающего количества тяжело достигнутого результата, поскольку ветер подталкивал его к подветренной стороне во время манёвра.

Было неудивительно, что лавирование было предпочтительной техникой, но даже там, барк должен был разворачиваться через полную смену курса на сто сорок градусов через ветер каждый раз, когда он лавировал. С другой стороны, полная смена курса «Рассвета» была бы чуть больше девяноста градусов. Это оставило ему гораздо более короткую «мёртвую зону» для пересечения, и его базовая оснастка была тем, что моряк назвал бы намного быстрым при повороте оверштаг, чем любой сэйфхолдийский барк. Что, в основном, просто означало, что он проходил его более быстро, и его паруса могли быть переброшены на новый галс намного быстрее.

Даже полностью игнорируя тот факт, что он мог быстрее перейти на новый галс, преимущество «Рассвета» в двадцать градусов над самым лучшим сэйфхолдийским барком, когда-либо построенным (а на самом деле оно было ближе к двадцати пяти градусам), означало, что для достижения точки в шестидесяти милях прямо против ветра от его стартовой позиции, при прочих равных условиях ему придётся проплыть в лучшем случае девяносто миль, в то время как барк должен будет проплыть сто восемьдесят. И это предполагало, что барк вообще сможет менять галсы, вместо того чтобы делать повороты фордевинд.