Дэвид Вебер - У рифов Армагеддона

— Если бы он действительно ожидал, что мы сможем это сделать, так было бы, — согласился Шарпфилд. — Я очень сомневаюсь, что он ожидает этого. Конечно, он не признается в этом. Вся задача состоит в том, чтобы доставить нас к Черис с таким большим количеством кораблей, насколько это в человеческих силах, и выдвижение невозможных требований должно вдохновлять нас на то, чтобы работать лучше, чем мы думаем, что мы можем. Но главная цель его стратегии — заставить нас, Гектора и Нармана сконцентрироваться так быстро, как это только возможно. Он полагает, что Хааральд даже не узнает, что мы наступаем, до тех пор, пока мы уже не будем там, что означает, что это будет наши действующие силы против его действующих сил. Это даёт нам преимущество лучшее, чем три-к-двум, даже если предположить, что ни одна из его находящихся в строю галер не в руках верфи. И наши резервные подразделения будут иметь по меньшей мере двухмесячное опережение над ним.

— Было бы ещё разумнее подождать до тех пор, пока большинство всех наших сил не будут готовы, — сказал Хёрст. — Три-к-двум звучат хорошо, но два-к-одному звучат, Шань-вэй их побери, намного лучше против кого-то вроде Черис.

— Согласен. — Шарпфилд кивнул. — Я не сказал, что согласен с ним, только, что его стратегия в основном производит впечатление — или, по крайней мере, кажется, что она может такой показаться на первый взгляд. И не забудь, Зозеф, мы не должны сражаться с Хааральдом до тех пор, пока не прибудут Долар и Таро.

— Тогда мы должны ждать, пока они не окажутся здесь прежде, чем мы начнём движение, — заключил Хёрст.

— Если это не выяснится, мы поймаем Хааральда достаточно сильно врасплох, чтобы пройти мимо острова Замка́ и Ключей прежде, чем он узнает, что мы наступаем, — заметил Шарпфилд. — Я признаю, что это маловероятно, но это возможно.

— Я полагаю, что всё возможно, милорд. — Хёрст поморщился. — Однако, некоторые вещи более вероятны, чем другие.

— Конечно, но, если вы не попробуете, вы никогда не узнаете, возможно ли это или нет, правда?

— Это было скверной штукой для моего слона, дорогой.

— Чепуха. — Князь Нарман усмехнулся, положив ониксового слона в нужную нишу в отделанном бархатом футляре. — Это просто возмездие за то, что ты сделала с моей ладьёй за два хода до этого.

— Ну, даже если это и не было скверно, это было по крайней мере непочтительно, — сказала его жена.

— Вот это, — признал он с той улыбкой, которую мало кто когда-либо видел у него, — может быть обоснованным обвинением. С другой стороны, — он поднял нос со слышимым шмыганьем, — я князь, а князья иногда должны быть непочтительными.

— Понятно. — Княгиня Оливия посмотрела на инкрустированную шахматную доску между ними, и улыбка затаилась в её глазах. — Ну, в таком случае, я не чувствую, что будет так уж плохо указать тебе, что это было не только непочтительно, но и неразумно.

Брови Нармана поднялись, затем опустились от внезапного ужаса, когда она переместила одного из своих коней. Этот шаг угрожал его ферзю… которого он больше не мог переместить в безопасную позицию, потому что движение коня также очистило вертикаль, которую он занимал, подвергая его короля обнаружившемуся шаху от оставшегося слона. Это было возможно только потому, что взятие другого её слона перенесло его оставшуюся ладью из позиции, где можно было бы заблокировать шах.

Он сидел и смотрел на ситуацию несколько секунд, затем вздохнул и вывел своего короля из-под шаха. В ту же секунду её конь налетел и вывел из игры его ферзя.

— Знаешь, — сказал он, откидываясь назад, пока он обдумывал свой следующий ход, — теперь-то я должен понимать, что всякий раз, когда ты предлагаешь мне приятный, сочный приз, подобный этому, всегда есть крючок где-то внутри приманки.

— О, нет, — скромно сказала она. — Иногда я оставляю их там без крючка. Просто чтобы побудить тебя клюнуть в следующий раз.

Нарман рассмеялся и покачал головой, затем осмотрел библиотеку.

Принцесса Мария склонилась над историческим текстом в одном из оконных сидений. Почти восемнадцатилетняя, она приближалась к брачному возрасту, хотя на горизонте не было немедленных перспектив. К счастью, изящный профиль, выгравированный светом лампы на её плече, доказывал, что она взяла от своей изящной привлекательной матери больше, чем от отца. У неё также был материнский озорной характер.

Принц Нарман, её младший брат, в четырнадцать лет был похож на гораздо более молодую — и стройную — версию своего отца и тёзки. Однако, он не интересовался историческими текстами. Он был погружён в роман, и, судя по его полному решимости выражению, тот должен был содержать довольно много всего про отчаянную храбрость. Не говоря уже о мечах, хаосе и убийствах.

Их младшие дети, принц Тревис и принцесса Фелейз, были в детской на попечении нянь. Должно было пройти ещё несколько лет, прежде чем им доверят библиотечные дорогостоящие тома.

Были моменты, подобные этому, когда Нарману почти хотелось, чтобы он не был так глубоко вовлечён в великую игру. К сожалению, он был, и он намеревался оставить Нарману Младшему гораздо большее и могущественное княжество, чем унаследовал он сам. Кроме того, каковы бы ни были недостатки этого, это была единственная игра, в которую действительно стоило играть.

Его улыбка слегка искривилась от этой мысли. Затем он встряхнулся и обратил внимание на свою жену.

Оливия с любовью улыбнулась ему, привыкшая к тому, как иногда блуждали его мысли. Их брачный союз не был результатом возвышенной, страстной любви. Оливия была дочерью побочной ветви предыдущего правящего дома, и её брак с Нарманом — организованный, когда ей было всего четыре года — был частью клея, скрепляющего приверженцев старого правящего режима с новой династией. Она была выращена с точным пониманием этого, но Нарман знал, что она действительно любит его, и он часто был удивлён тем, насколько далеко он заходил, заботясь о ней. Он не был, как он это понял давным-давно, тем типом человека, который позволяет людям приближаться к себе, но каким-то образом Оливия проникла внутрь его защиты, и он был рад, что она это сделала. Совместное воспитание четырёх детей, во многих отношениях, помогло им сблизиться ещё ближе, и он очень уважал её интеллект. В связи с этим, он часто хотел, чтобы он мог назначить её в свой Тайный Совет, но это было бы немыслимо.

— Ты собираешься сходить когда-нибудь этим вечером, дорогой? — ласково спросила она, и он рассмеялся.

— Как только я оправлюсь от шока твоей вероломной засады, — сказал он ей. — На самом деле, я думаю, что я только что…