Борис Конофальский - Рейд

Саблин хотел ответить что-то, да не успел.

— Папа, а ты что, опять на войну уходишь?

На пороге кухни стояла Наталка.

Они оба замолчали, и Аким поманил дочку рукой. Дочке было пять лет. Удивительно умная росла. Уже и читать умела. В сад к другим детям её не пускали. Так старшие братья и сестра научили, сама просила их. Она пришла к нему, он взял её и посадил на колено:

— Кашу будешь?

— Нет пап, не хочу. Я же ела уже. Ты опять на войну уходишь?

Она даже дома не снимала медицинскую маску. Ей нельзя было. Если взрослый мог поймать пыльцу, красный грибок, хоть и тяжело, но переболеть им, пересилить его антибиотиками, просидев на таблетках полгода. То у детей всё было куда хуже.

Грибок заселял носоглотку, бронхи, все лёгкие, и разрастался в них, пока хозяин мог дышать. Антибиотики у детей только приостанавливали его продвижение. Врач месяц назад сказал, что правое лёгкое через год ребёнку придётся менять. А ещё через год и левое. Наталка не могла ходить в детсад, пила каждый день таблетки, не выходила на улицу, и не снимала с лица мед-маски. Не дай Бог простуда или вирус.

— Да нет, не на войну, — говорит отец, берёт с тарелки лук. — А лук, лук будешь? Он вкусный.

— Он не вкусный, — отвечает дочь, и машет головой, — он горький. А куда ты уходишь?

— Да несёт, доченька, чёрт твоего папку куда-то. Дома ему с нами не сидится, — уже беззлобно говорит Настя.

— А куда ты, пап?

— Бегемота ловить. Если конечно выберут меня, его ловить.

— А зачем его ловить? Есть его будем? — не отстаёт Наталка.

— Да нет, — Аким засмеялся, — есть нельзя, он вонючий и склизкий.

— Как налим?

— Ещё хуже, серый, и по всему телу такие крылышки, по бокам.

— А зачем же его ловить тогда, раз есть его нельзя, или опять свинок кормить?

— Думаю и свиньи его есть не будут, понимаешь, он же огромный…

— Как наш дом?

— Да нет, ну вот как три мои лодки длинной будет, и свирепый. Он себе место выбирает на дне глубокое. И там как растолстеет, начинает делиться.

— С кем? — спрашивает девочка, глаза её широко раскрыты, слушает внимательно, видно, её очень заинтересовал бегемот.

— Да ни с кем, делится на две части, из одного большого два маленьких получается, он так размножается. А пред тем, как делиться начать, он территорию чистит, всех сомов поубивает, поест всех налимов, всех медуз. Всё, что не мелкое, всё убьёт, вот даже и лодку с рыбаками, и то перевернёт если увидит.

— Какой он сердитый, — девочка была удивлена.

— Да не то слово. В общем, его нужно найти и убить, а не то их через месяц двое будет. Вдвоём будут наши лодки переворачивать.

— Папа, а он тебя не убьёт? — с опаской спрашивает девочка.

— Да нет, не убьёт, — Саблин смеётся.

— Ты ж говорил, он большой.

— А я умный, и я не один поеду, а с братами-казаками.

— С пластунами, — радуется Наталка.

— С пластунами, — кивает Аким.

— И взрывчатку возьмёте? — она так смешно выговаривает слово «взрывчатка», что Аким смеётся:

— А как же, куда же пластунам да без взрывчатки.

— А вы его взрывать будете?

— Всё, — Настя берет Наталку, отрывает от отца, — иди, поиграй, дай батьке поесть.

— Ну, ма-а… — захныкала девочка, ей интересно отцом.

— Иди, говорю. Ты встала, покушала, а он с болота пришёл голодный. Всё утро рыбу ловил. Иди погляди, какого налима поймал.

— Ну, ма-а-а…

— Иди, иди. Нарисуй папке бегемота.

Кажется, эта идея девочке понравилась, она чуть подумала, и ушла.

Когда поел, стал одеваться рабочее.

— Ты куда? — Настя уже не злится. — Пошёл бы поспал, встал-то в три, поди.

— Пойду, насосы погляжу, — говорит Саблин, натягивая сапоги. — Потом посплю.

Накинул пыльник, и вышел из дома. Как только вакуумная дверь хлопнула за ним, так он словно нырнул в зной. Ещё двенадцати не было, а уже под сорок. Он прошёл вдоль межи, поглядывая на соседскую кукурузу. У Матвея, соседа, кукуруза была получше, чем у него. Не мудрено, Матвей добрый хозяин, он её и от зноя прячет и поливает лучше и удобряет и пропалывать у него её есть кому.

Позавидовал малость, пошёл дальше.

На своём участке, он нашёл свою старшую дочь и старшего сына.

Юрка и Антонина пололи. До жара, до школы время было.

— Здорова, бать, — сказал почти взрослый Юрка, увидав его.

Респиратор на шее болтается.

— Чего без респиратора? — сразу недружелюбно спросил Аким.

— Так ветра нет, нет и пыльцы, а в нём дышать нечем, — объясняет сын.

Он прав, но всё равно Саблин даже думать не хочет, что кто-то ещё из его детей может подхватить грибок.

Антонина сразу надела респиратор. Он её обнял:

— Ну как, много колючки с барханов нанесло?

— Много папа, — говорит старшая дочь. — Но тыкву всю пропололи, тыква хорошая будет, если воды будет вдоволь.

— Идите домой, — говорит отец, — в школу пора уже.

Детям повторять не нужно, быстрее бы с жары уйти, тяпки на плечо, и пошли к дому.

Саблин осматривает грядки с тыквой, находит пару ростков колючки совсем небольших. Плохо пололи, выскажет всё им вечером. И пошел, перешагивая через тонкие капиллярные трубки к насосам.

Насосы работают почти круглосуточно, без воды всё погибнет моментально: и кукуруза и тыква и горох — все растения привычные к жаре, но всё выгорит за два дня. Главный расход энергии — это насосы. На них её уходит в два раза больше, чем на дом вместе с его освещением, охлаждением, и всем, всем, всем. И насосы его были не в порядке. Стук уже нелёгкий. Каждый литр воды сопровождается ударом. Нужно будет перебирать насос скоро. Лоток вытолкнул из насоса пригоршню жёлтой слизи. Она стекла в такую же влажную жёлтую кучу рядом с насосом. Амёбы. Мерзкие твари, что давно загадили всю пресную воду. Из-за них вода плохо испаряется. Они создают слой скользкой на ощупь, как жидкий желатин, поверхности. Амёбам нужно солнце, большинство из них плавают сверху. Пять сантиметров верхнего водного слоя — это амёбы. Это они своей кислотой разъедают железо. Сначала убивая фильтры, потом уничтожая и все внутренности насоса. Новый насос стоит дорого. Но и он проживёт года полтора-два. А их нужно два как минимум. Вот если бы найти платины. Хоть десять грамм, хоть пять. Платину амёбы не берут. С платиновым напылением в четыре микрона на фильтрах насос будет работать десть лет без остановки. Поэтому Аким и готов был идти в рейд за бегемотом. Бегемот — дело опасное. За него общество готово платить. И возможно, общество предложит платину. У общества она есть.

И алюминий есть, и свинец, и золото. За всем этим ходят на юг охотники, поисковики. В основном из линейных казаков. Но и пластуны иногда собираются. Те кто ни Бога, ни чёрта не боится, в основном бессемейные бродяги. Один удачный рейд на юг — моток меди в десять килограмм или десять золотых колец, и пять лет можно ничего не делать. Некоторые доходили до Радужного. Но Аким видал сорвиголов, что ходили и до Сургута и Нижневартовска. Да раньше он с такими знался. Там на юге, говорят, всё можно найти. Там говорят, железо как песок под ногами валяется. Столько, что не утащить. И алюминий есть, и медь. Там всё есть. Только вот, не все оттуда возвращается. А Саблин был человек семейный. Ему туда теперь нельзя.