Василий Биратко - Возрождение, или Граната в руках обезьяны [СИ]

Установившаяся жара требовала больше воды. Питательный сок тростника прокис давно. От соленой воды и знойного солнца наша северная кожа просила пощады. Солнечные ожоги покрыли с головы до ног красным загаром вперемешку с белыми лоскутками облупившей кожи. Губы потрескались, как солончаки, волосы обесцветились. От цинги воспалились десна, готовые в любую минуту освободится от тяжелых зубов. Осталось лечь в гроб или сниматься в фильмах ужасов. Но мотор не включали.

И вот наступил настоящий праздник, небо заволокло серыми тучами, и пошел дождь. На радостях мы жадно ловили его ртом, сбросив соленые полоски одежды, принялись смывать с себя соль. Эврика ощутимо поправилась, живот оттягивался вниз.

«Как долго сможет она идти? Вдруг не дойдет?» Сердце пронзила боль. Я подвинулся ближе и прижался ухом к ее животу.

— Когда?

— Месяца два.

Ответ пришел не один, ребенок стукнул мне в ухо.

— За что? — смеясь, отпрянул от живота.

— Чтобы не сомневался, он боец. Выдержит дорогу с таким-то дядькой!

Я обнял Эврику:

— Спасибо, что ты со мной, — и поцеловал в ушко.

Мы стояли, обнявшись. Два силуэта под проливным дождем качались на волнах, неся мелкое суденышко в бескрайнем океане к высоким горам Тибета и Гималаев.

Дождь сутки лил, не переставая, жара сменилась холодом. Снова звезды исчезли из виду. Софья, подкорректировав свой компас, уверяла, что придем к берегу плюс-минус пятьдесят километров от устья реки, которое растянулось на пару сотен километров вдоль побережья, но подстраховалась, сказав свое любимое «если»:

− Если не поднимется ветер.

Шли под парусом, делая зигзаги, ловя ветер, остались четыре бластерные батарейки. Глядя на мучения Эврики, я неоднократно порывался использовать одну, но бедная девочка на ночь специально клала под голову мой мешок с аккумуляторами, берегла на черный день.

София из коробки не вылезала, говорила о занятости. За руль не «садилась», будила меня поминутно, если лодка отклонялась от маршрута.

Утречком вдруг из воды прямо на борт легла голова дельфина, громко пискнула и ушла под воду, испугав до смерти. Опять появилась голова и сильно нажала на борт так, что Эврика на скамейке сдвинулась к ней. С умными глазами рыба тыкнула свой острый нос в живот и тихо запищала. Ребенок шевельнулся. Еще с минуту помурлыкав, дельфин поднял голову, посмотрел в глаза Эврике и медленно опустился в воду. Минут через пятнадцать вынырнула с крупной рыбой во рту (видно, и сегодня не клевный день, но все же…). И снова исчезла, на сей раз насовсем, Эврика напоследок успела погладить его.

— Что это было? — с недоумением произнес я.

— Разговор первозданной природы, — предположила Софья.

— Мне показалось, что ребенок ее о чем-то просил, — смутилась Эврика.

— М-да, чего в мире не увидишь, не то что сидя в деревне.

Легкий ветерок под густыми облаками гнал нас на юг, установил парус под углом, шли к Индии, стараясь компенсировать снос ветра, идти прямо до устья Инда требовался мотор. Лишние километры изматывали нас, Софья не могла определить оставшееся расстояние ни до берега, ни до устья, только направление. Эврика падала в обморок, но батареи берегла при себе.

Голод снова напоминал о себе, прошло два дня, как мы съели рыбу. Дождевой воды я не собрал, надеялся на приближающее устье реки, но северный ветер оттягивал нашу встречу, как мог. Вдруг ребенок сильно забеспокоился, живот заходил ходуном, перепугав нас не на шутку, нам показалось, что пришла пора рожать, как из воды показалась голова того самого белого дельфина. Осторожно из пасти он выплюнул два огромных шара, покрытых шерстью. Странный плод вновь попал в мои руки. Он точь-в-точь был похож на плод из оазиса пустыни. Дельфин трещал, мотал головой в разные стороны.

— Потряси, — предложила Эврика. — Не зря он его принес, и ребенок успокоился.

Софии требовалась подзарядка, ее не спросишь пока. Я потряс и замер, расплываясь в улыбке.

— Эврика! Внутри вода-а.

Дрожащей рукой я ободрал ворс и, долбая в одну точку, просек дырку. Капли сока капнули на руку, слизал, вкус неописуемый.

— Держи, это очень вкусно. Передай спасибо сынишке, — не смея испить первым, отдал орех Эврике.

Смуглянка жадно припала губами, не отрываясь, цедила через маленькую дырочку живительную влагу. В это время я пожалел, что отдал плод, не проделав вторую дыру для воздуха. Немного отдышавшись, протянула мне. Из любопытства пустой орех разбил на куски, толстая белая корка отстала от внешней, коричневой, откусил кусочек. Сегодня у нас был праздник, я наклонился за борт и обнял дельфина, он мотнул головой и увлек меня в воду. Поднырнул мне меж ног, всплыл на поверхность и умчал в океан, потревожив Эврику, затем вернулся. Я, как на Спасе, верхом сделал пару кругов вокруг лодки.

— Я люблю тебя, жизнь! — набрав полные груди воздуха, выплеснул эмоции, которые переполняли душу через край.

И это была чистая правда, чего только нет в мире, только не сиди сложа руки.

Мгновение, и меня с разворота опрокинули в лодку. Поднявшись на хвост, задом, махая плавниками, попрощалась с нами благородная рыба.

— Жаль, уплыл, — растроганным голосом произнесла Эврика.

— Видимо, берег близко, за два дня управился принести плод.

Мы стояли и смотрели вдаль. Вдруг снова изводы появился плавник. Как-то настороженно он описывал круги вокруг лодки, приближаясь все ближе.

— Это не дельфин! — прижалась ко мне Эврика.

— Это акула чуть больше той, что видели в Средиземном море. Давай лучше ляжем на дно.

Не успели договорить, как ощутили сильный удар в борт. Спустя минуту еще сильнее. И вдруг огромная челюсть с кривыми острыми зубами легла на корму. Я махнул ножом, рассекая ей кожу, проведя линию через глаз. Голова исчезла, я взял бластер.

— Эврика, аккумулятор!

В ста метрах появилось перо и устремилось в нашу сторону.

— Поздно. Ложись на дно! — хватая ее за руку, увлек за собой.

Не доходя метров пять до лодки возник еще один белый плавник и со скоростью врезался в акулу. Вода вскипела и снова затихла, вздувающиеся волны из глубины говорили, что там идет бой не на жизнь, а насмерть.

— Господи! Помоги ей! У нее нет даже пары клыков, чтобы оборониться, — жалобно взмолилась Эврика.

При этих словах в голове у меня помутилось, произошло замыкание, и я нырнул в воду, держа нож в зубах. Соленая вода резанула глаза, мне все стало безразлично, еще взмах рук, и достиг поединщиков. Они кружили в диком вальсе. Акула стремилась настигнуть хвост дельфина, но он ловко изворачивался, резко меняя направление. Поврежденный глаз не давал хищнице точно прицелиться, однако, заметив меня, она изменила цель на более неповоротливую, и тут же получила удар в бок от дельфина. Снова резко развернувшись, она ухватила за его боковой плавник и на мгновение замерла. В это время я с отчаяньем налетел сверху, уцепился за акулье верхнее перо и успел нанести два удара ножом. Все втроем ушли в глубину, дельфин с тяжестью мертвой акулы на плавнике, я, как овощ, получив удар хвостом по ушам.