Вячеслав Шалыгин - Разведчики [litres]

– Подозреваемых… в чем? – растерянно спросил врач.

– Это имеет значение?

– Нет, нет, конечно же нет! Я хотел спросить, на предмет чего обследовать, что мы ищем?

– Вы меня спрашиваете? – Ворончук уставился на врача не мигая, как учили.

– Ах да, да, конечно! – Симон Леонтьевич обернулся к другому «заспанному» доктору: – Вениамин Захарович, надо сделать анализ крови, мочи, рентген…

Врач обернулся к Ереминой. Та развела руками и взглядом указала на Ворончука.

– Простите, любезный Василий… э-э…

– Просто товарищ старший лейтенант, – подсказал Ворончук.

– Да, да, конечно. Алевтина Дмитриевна тоже арестована? Рентген по ее части.

– Здесь пока никто не арестован. – Василий поморщился. – Просто разбираемся. Если доктор Еремина докажет, что не состоит в шайке… пусть делает свой рентген. Но по моим сведениям, она вколола себе немецкое снадобье.

– Доказать – раз плюнуть. – Алевтина закатала рукав халата, а затем и гимнастерки. – Смотрите внимательно, видите? Дырок нет.

– Это вы сейчас пошутили? – Вася взглянул на Еремину с укоризной. – У Филина дырка от ножевого ранения затянулась, неужели ваша оспинка от укола не затянется? Как вы объясните свой приступ? Говорят, вы едва дышали, бились в припадке. Вас спасали всем миром. Почему молчите? Где доказательства невиновности?

– Как раз потому и молчу. – Алевтина буквально впилась взглядом в старшего лейтенанта. – Вы все доказали за меня. Но если вам действительно интересно, отвечу. Конвульсии, припадок, спасение… это был спектакль, чтобы отвлечь внимание, сорвать чудовищную провокацию. Вы знаете, что собирались сделать майор Золкин и подполковник Стасенко?

– Не Золкин, а фашистский диверсант под этой фамилией, – поправил Ворончук. – Вы же сами все видели, если действительно только изображали отравление немецким зельем.

– Видела. – Алевтина кивнула и виновато покосилась на Филина. – И как он ударил ножом капитана Филина, и как стрелял в вас, но почему-то не попал, тоже видела. Но это случилось позже, на нейтральной полосе. А мне пришлось устроить спектакль еще до бомбежки, когда мы только собирались вытащить трофеи из уцелевшего вагона. Подполковник Стасенко и диверсант Золкин хотели проверить действие немецкой дряни на…

– Золкин оказался диверсантом?! – наконец дошло до Стасенко, и он зафонтанировал, явно пытаясь увести разговор от скользкой для него темы. – Я так и думал! В нем сразу чувствовалась не наша жилка! Коварный враг проник в самое сердце нашей обороны, в контрразведку Смерш! Это непростительная…

– Отставить! – рявкнул Ворончук. – Никуда он не проникал. Почему вы решили, что он из Смерш? Вы документы у него проверяли?

– Я… нет… но…

– Все! Лучше молчите, подполковник. – Вася опять поморщился. – Доктор Еремина, идите готовьте ваш рентген!

«Легко отделалась, – мелькнула мысль у Филина. – Нет, вообще-то изложила убедительно, и логика такая… типично женская, не подкопаешься. Но на месте Васи лично я не поверил бы. В смысле… нет, поверил! Почуял бы! Но все равно проверил. Служба в Смерш дело серьезное, внимание к фактам требуется, а не только чуйка. С другой стороны, набирали бы одних буквоедов, без оперативного чутья, был бы еще тот клоповник вместо эффективной контрразведки. Так что правильно Вася поступил. Видно же, что Алевтина попутчица в этой истории, пассажир, а не машинист или стрелочник. От начала и до конца случайно под раздачей».

В палату вернулись Яков Лейбович и его ассистент, а место выбывшего анестезиолога заняла медсестра. Похоже, именно ее появление подтолкнуло буксующую ситуацию в нужном направлении. Вениамин Захарович подхватил падающее знамя и приказал медсестре организовать «забор крови», а затем еще ряд исследований, включая измерение температуры, пульса и давления. Тоны сердца доктор выслушал у всех лично.

Когда врач выдохся, в дело вступил один из «летчиков». Он почему-то проявил познания в неврологии, исследовал рефлексы, а затем подключил всех по очереди к портативному, всего с дорожный чемодан, аппарату неведомого назначения. Пока одни сидели опутанные проводами на приеме у «летчика», другие под конвоем посещали рентген-кабинет и сдавали анализы.

Вся эта катавасия была несколько сумбурной, но при этом загадочно-интересной, так что никто от нее не устал. Филин, например, даже искренне пожалел, что концерт закончился, когда врачи и прочие откланялись. Чуть позже сожаление ушло – вернулась Алевтина. Она держала в руках предварительное заключение консилиума.

Ворончук изучил бумагу и подытожил.

– Пока что предъявить вам нечего, – Василий наконец заговорил нормальным тоном, как товарищ, а не как следователь. – Доктор, что тут отличается от нормы? – Ворончук указал на заключение.

– У всех понижена температура, брадикардия, при этом нормальное давление, идеальная кардиограмма, в порядке рефлексы и даже повышена скорость реакции.

– Бради… чего?

– Брадикардия, замедленное сердцебиение.

– Понятно. – Ворончук кивнул. – То есть здоровы?

– Абсолютно. Более того, у них показатели хороших спортсменов. Кроме температуры, конечно.

– А прежде никто из них к вам не попадал? Карточек на них нет?

– Нет. Симон Леонтьевич первым делом это проверил.

– То есть тупик. – Василий задумчиво уставился в стену. – В медицинском смысле.

– Еще не сделаны анализы. Хотя и тут мы вряд ли увидим что-то поразительное, я почти уверена. Следует делать химический анализ, а не общий. И желательно – понимая, что мы ищем. Стимуляторы? Лекарства? Неизвестные вещества?

– Химики подключатся, уже договорились. – Взгляд у Ворончука прояснился. – За сутки управимся. Ну а до той поры все остаются здесь. Запру вас в палате от греха подальше. Возражения есть? Или соображения? Выкладывайте, если имеется что-то еще по теме.

– А что еще? – Филин пожал плечами. – Ты половину своими глазами видел. Остальное мы тебе рассказали. Дальше твои соображения важны, а не наши.

– Не упустить бы чего. Это ведь и в ваших интересах. Точно нечего добавить?

Никто из разведчиков не ответил, а вот Стасенко вдруг заерзал, явно мучаясь какими-то сомнениями. Он будто бы что-то знал, но нетвердо, с чужих слов, или не был уверен, что это знание ему не приснилось.

– Рискну… – проронил Стасенко.

– Чем? – Василий удивленно уставился на подполковника.

– Рискну предположить, что остались неоприходованные улики! – выпалил Стасенко.

– Какие улики?

– Я не знаю.

– О чем тогда вы говорите?

– Вы проверьте, что у Покровского в кармане. В нагрудном.

Ворончук обернулся к ефрейтору и вопросительно поднял бровь.

– Ничего нет. – Алексей нахмурился.