Оксана Токарева - Зеленый жемчуг

Рита? Малышка? В этом проклятом Небом и людьми месте? Да нет. Такого просто не может быть. Это галлюцинации. Предсмертный бред истощенного сознания.

«Саша! Миленький! Пожалуйста откликнись! Это не бред, я действительно тут, рядом, только потерпи еще чуть-чуть, только не уходи».

«Рита! Мать твою! Что ты там делаешь?»

Степень возмущения Командора выразилась в наборе идиом, которые он не всегда адресовал и змееносцам.

«Как ты там оказалась? Неужели Феликс каким-то непостижимым образом добрался до Сербелианы?»

«Феликс тут ни при чем. Я потом все объясню. Держись, пожалуйста, сколько можешь, и передай ребятам, чтобы не сдавались. Я вытащу вас, чего бы это ни стоило! Клод уже где-то рядом, Вернер завтра приземлится. Помощь близко. Мы не оставим вас…» — Эй, Семьсот восемьдесят шестая! Откликнись! Почему ты не отвечаешь? Что с тобой?

На Тусю испуганно смотрела одна из женщин, убиравшихся вместе с ней в нужнике. Та самая новенькая под номером семьсот девяносто два, которая спрашивала про тряпку.

Хорошо, что она, а не одна из надсмотрщиц.

— Я просто задумалась, — виновато проговорила Туся, в ужасе пытаясь вспомнить, а не произнесла ли она последние слова вслух.

— Здесь думать не положено, — горько усмехнулась одна из старожилок, порядковый номер которой заканчивался на сто пятьдесят четыре. — А память и просто лучше бы и вовсе отшибло. Хотя все равно все вспоминают. Даже те, кому особо не о чем жалеть. Меня, к примеру, выдали замуж за пропоицу, просто для того, чтобы лишний рот не кормить. А как подумаю, что и мужа, и свекровь со свекром, и маленького братика отправили вырабатывать энергию для упырей и эта же участь ждет еще не рожденного сына, хочется взять скорчер и стрелять, пока заряда хватит.

— А ты их видела? — осторожно спросила Туся. — Ну, мужа со свекром, я имею в виду здесь.

— Да как их увидишь? — Сто пятьдесят четвертая развела руками. — Разве в такой давке, которая царит в установках, кого-то разыщешь? Да оно и к лучшему, что я их не видела. Я достаточно насмотрелась на других. Я лучше до самых родов этот нужник стану чистить, чем еще раз пойду на фабрику убирать.

— А по мне во сто крат хуже помогать в родилке или к энергообмену доноров готовить, — подала голос еще одна тень под номером четыреста тридцать три, беременная двойней и уже почти лишившаяся зубов. — Но туда только самых понятливых берут, которые не путаются, в какие отверстия суют какие трубки. Здесь тоже не мед, но хотя бы не видишь, что тебя после родов ожидает.

Туся вспомнила канюлю размером с трубопровод, через которую к барсам и другим донорам поступал воздух, и такие же кондовые катетеры. А если учесть, что доноров, привитых вакциной смерти, фактически заражали синдромом Усольцева, ибо антигены асуров не только не помогали бороться с заболеванием, но и убивали естественный иммунитет, то получалось, что «понятливые» помощницы фактически выполняли работу палачей.

Работа в родильном отделении, из которого тоже существовал проход на фабрику, сама по себе убийством не являлась. Не случайно расчетливый до мелочности Феликс в служебной инструкции прописал, чтобы Галку, «эту глупую сердобольную курицу», как он сам ее называл, определили именно туда. Однако при воспоминании о сестре у Туси перед глазами в который раз возникала сцена у детских кювез и шприцы, полные смертельным токсином.

Если ее тоже поставят перед выбором, сумеет ли она принести в жертву и без того обреченное дитя и такой ценой купить жизнь Командора и барсов. И сможет ли потом смотреть в глаза Арсеньеву, барсам и Олежке, если ему еще доведется благополучно появиться на свет. Но чтобы выбирать, следовало как-то доказать надзирательницам свою «понятливость». Время жизни Командора и ребят убегало стремительно, и счет шел не на дни, а на часы.

И вновь удача не совсем оставила ее, хотя следовало ли в этом месте вообще вспоминать об удаче. У Четыреста тридцать третьей, которую звали Урмилой, ночью начались преждевременные роды.

— Говорила я тебе, что эта бадья слишком тяжелая для того, чтобы поднимать одной, — сокрушалась сердобольная Семьсот девяносто вторая.

— Я специально, — вымученно улыбнулась Урмила.

— Чего мы стоим, надо надзирательниц позвать, — спохватилась Сто пятьдесят четвертая. — Пускай переводят в родилку. Там хоть помоют, подготовят, да и врачи там есть!

— Не надо никого звать, — взмолилась Урмила. — Я не хочу в родилку, я для этого и вызвала роды, чтобы сделать все самой. Может быть, хоть одного удастся спрятать.

— Вот еще придумала, — сердито напустилась на нее Четыреста тридцать шестая, в прежней жизни ее соседка, которой теперь приходилось покупать жизнь, обслуживая «клиентов». — Кто о твоем крикуне тут, спрашивается, позаботится? Или ты забыла, что у тебя приговор отсрочен только до родов? Это твой Лакшмана с его дурацкими идеями всех нас под беду подвел, — сурово продолжала она. — Если бы он не посылал ваших сыновей носить еду повстанцам, мы бы сейчас жили как прежде, и ты не оплакивала бы мужа и детей, отправленных в установку!

Урмила в ответ только тихо застонала, вцепившись зубами в тюфяк. В неверном свете доисторической масляной лампы, которую в этом сердце энергетического гиганта использовали для освещения, Туся видела, что звать надзирательниц и переводить роженицу в другое помещение, уже не имеет смысла. Воды давно отошли, и первый из близнецов уверенно прокладывал себе дорогу в этот враждебный мир. Опытные женщины тоже это поняли.

— Владычица Кали! — всплеснула руками Сто пятьдесят четвертая. — Да сколько же ты терпела?! У тебя же там уже головка видна!

— Принесите воды, дезинфицирующего раствора и хоть что-то, что может сойти за чистые пеленки, — решительно распорядилась Туся.

Конечно, последние два года она занималась в основном вирусологией, а на Сербелиане, пока ее не отстранили, наблюдала больных с синдромом Усольцева. Однако во время «полевой практики» на Ванкувере и Васуки ей приходилось вытаскивать с того света рожениц, которых удалось вызволить из горящих руин, или делать кесарево жительницам травяных лесов, чьи деревни подверглись нашествию дикарей и пиратов. В последние месяцы, особенно во время путешествия на Равану, Туся эти знания освежила.

С первым малышом проблем не возникло. Такие роды принять могла любая деревенская повитуха. Правда, отчаянные попытки Урмилы сохранить все в тайне ни к чему не привели. Надзирательницы появились еще до того, как ребенок издал первый крик. Зато не пришлось, как думала изначально Туся, перекусывать пуповину.

А вот брат-близнец, кажется, понимал, что ему снаружи, кроме матери, никто не рад, и потому решил задержаться подольше.