Оксана Токарева - Зеленый жемчуг

Перед Тусиными глазами возник смутно знакомый, хотя и сильно загрязненный коллектор, заканчивающийся дверью с кодовым замком и узким ходом, перекрытым перегородками, напоминавшими переборки в отсеках корабля…

К реальности их обоих вернул голос коренастого:

— Ну что там? Все в порядке?

— Да я наручники проверял! — с притворной деловитостью отозвался Ларсен. — Это ж не сильфидский оригинал, а сербелианская туфта! Любая иголка вызывает короткое замыкание и размыкает цепь! — добавил он, надвигая Тусе поплотнее шапку, под которой пряталась ее скрепленная заколками коса.

Когда патрульный отошел, Туся какое-то время шла, растеряно глядя то себе под ноги, то в сторону океана, на поверхности которого последние краски заката сменялись свечением водорослей. Судя по невзначай подслушанному, Ларсен хотя и явно за вознаграждение работал на Содружество и даже имел какие-то контакты с Командором. Почему встреча, о которой оба знали, так и не состоялась?

Если бы командование Альянса узнало о готовящейся операции и предприняло меры, этот старый лис вряд ли сейчас так свободно разгуливал. С другой стороны, такие, как он, всегда умели выходить сухими из воды. Но что же произошло с Арсеньевым и Клодом? От мыслей о Командоре дыхание, и так сбившееся от ходьбы со скованными руками, перехватывало, как под воздействием депрессивного излучения, а страх опутывал сердце щупальцами Трубежских кальмаров. Впрочем, ответ на мучивший ее вопрос Туся получила гораздо раньше, чем могла предположить.

Хотя изначально «карантинная зона» располагалась в инфекционном корпусе Центрального Госпиталя Нового Гавра, вытеснив постепенно все остальные отделения, с началом военных действий она стала стихийно разрастаться, заполнив целый городской квартал. Сбросив последние маски приличия, на оккупированных территориях легионеры тащили в карантин всех подряд, без оглядки на возраст, пол и лояльность новой власти. В этот же лагерь смерти отправляли и захваченных живыми бойцов Содружества.

Оборудованная на базе фармакологического завода Корпорации линия по производству Зеленого Жемчуга работала на предельной мощности, в полном объеме обеспечивая вторгшиеся на Ванкувер войска Альянса Рас Альхага дешевой энергией. Соединения Содружества многократно пытались уничтожить завод, несколько раз там устраивали диверсии. Однако змееносцы тут же поднимали в Совете Галактики крик о том, что изуверы из Содружества уничтожают своих же граждан, не желающих быть депортированными в другие миры и присягнувших на лояльность Альянсу, и что никаких заводов по производству энергоносителя нет, а фабрика работает исключительно на медицинские нужды. Купленные змееносцами чиновники и медиа магнаты Содружества поддерживали эту истерию.

Сейчас, когда наземная часть операции на Ванкувере завершилась, производство решили перенести в другие миры. И чтобы окупить затраты на производство вакцины и установку оборудования, туда следовало доставить как можно больше «человеческого сырья». Поэтому сказать, что лагерь был переполнен, означало просто промолчать.

Захваченным в последние дни боевых действий пленникам уже не хватало места в корпусах Центрального госпиталя и наспех сколоченных на его территории бараках, и они сидели просто в грязи на голой земле, в полной мере испытывая не только лишения заключения, но и ощущая все тяготы осеннего ненастья. А поскольку среди взятых в плен бойцов «Барса» и «Беркута» живьем удавалось захватить в основном лишь тех, кто, обессилев от ран, терял сознание или, расстреляв боекомплект, не успевал перерезать сонную артерию, то слова худощавого легионера о тающих на солнце медузах имели вовсе не метафорический оттенок.

Привычный Тусе по госпиталю запах крови и гниющих необработанных ран ощущался даже на свежем морском ветру и гораздо острее смрада лишенных нормальных удобств человеческих тел, раскисшей земли, желчи и испражнений. Тяжесть положения пленников усугублялась еще и тем, что, опасаясь с их стороны попыток бунта, легионеры держали всех захваченных во время военных действий в наручниках.

Насколько они с Пабло и Дином смогли разобрать в свете прожекторов, не оставлявших в тени ни один даже самый неприглядный уголок лагеря, среди тех солдат, которым приходилось ожидать своей участи возле внешнего периметра под постоянным прицелом легионеров и их дронов, преобладали защищавшие Космопорт бойцы полковника Корзуна. Туся с какой-то безумной надеждой подумала, что в том случае, если Арсеньеву или Вернеру удастся отключить защитное поле периметра, эти бойцы даже после всех испытаний сумеют справиться с охраной, добыть оружие и обеспечить эвакуацию лагеря.

И в следующий же миг она увидела перепуганных или наоборот впавших в равнодушное оцепенение детей и женщин. Если с вышек откроют огонь, сумеют ли они уцелеть? Из укрытий в этом секторе лагеря какую-то защиту мог дать лишь ограждавший когда-то территорию больницы каменный забор, местами покосившийся и выщербленный, но достаточно крепкий, чтобы выдержать попадание из скорчера с большого расстояния. Да и от ветра он кое-как защищал. Именно потому возле него устроили раненых.

Туся подумала, что им тоже следовало бы где-нибудь отыскать место, чтобы устроить Сергея Савенкова и совершенно обессилившего от долгой дороги и кровотечения Пабло. Впрочем, Дин тоже был близок к тому, чтобы просто свалиться вместе со своей ношей, хотя падать было совершенно некуда. Пленные сидели и лежали буквально друг у друга на головах. А вставать или перемещаться даже в пределах своего сектора запрещали надзиратели, приучавшие заключенных к мысли о том, что остаток жизни до того, как погрузиться в мучительный полусон контейнера с биомассой, им следует провести на коленях.

Впрочем, нарушителей не убивали, только безжалостно калечили. То тут, то там вязкий оранжевый сумрак освещенной прожекторами ночи прорезали лучи лазерных плетей — жуткого изобретения змееносцев, оставлявшего на теле глубокие и очень болезненные раны, в условиях тотальной антисанитарии причинявшие дополнительные мучения. Но даже эти варварские методы устрашения уже почти не действовали. Осенний холод, грязь, отсутствие пищи и другие лишения вместо того, чтобы сломить, вызывали раздражение, переходящее в ярость и волю к борьбе. Масса людских страданий приближалась к критической. Поэтому любое проявление произвола охраны или неожиданный эмоциональный всплеск могли запустить цепную реакцию бунта.

Хотя в этой жуткой толчее проще было кого-то потерять, нежели найти, едва патрульные, конвоировавшие Тусю и молодых барсов, удалились, к Пабло бросилась какая-то женщина.