Захар Петров - Муос. Падение [litres]

– Нам трэба вырашыць: прыймаем бой альбо ідзем іншым шляхам. Там – пастка, не менш чым дзесяць чалавек будзе. Мы іх здолеем, але падымецца шум, і тады… [13] Нам нужно решить: принимаем бой или идем другим путем. Там – западня, не меньше десяти человек будет. Мы их одолеем, но поднимется шум, и тогда… (бел.)

– Другого пути нет, мы идем вперед, – твердо сказала Вера и сама пошла навстречу засаде.

Сейчас она шла прямо и твердо, добавив решительности тем, кого вела. Она шла на свет, не пригибаясь и не прячась, нарушив все правила военной тактики. Она не согласовала своих действий с ведомым ею отрядом, проигнорировала те преимущества, которые могла им дать внезапность действий в бою. Но она не сомневалась, что именно сейчас она поступает правильно. Она не старалась идти тихо, но выработанные годами навыки бесшумного движения никуда не делись. Те, навстречу кому она шла, ее пока не слышали.

– Говорят, с ними баба была. Или мужик, типа на бабу похожий. И по типу он там у них за старшего…

– Ну, значит, не такие уж они и страшные, если ими баба командует.

– Да ты дослушай, что я тебе сказать хотел. Когда вестовой сообщал это все дело нашему командиру, а он же еще при Республике в армии служил, так командир и говорит: «Я знаю только одну женщину в Муосе, способную командовать отрядом. И если это она, я не хотел бы, чтоб ее отряд оказался тут…». А ты говоришь «баба-баба». А ты слышал про следователя, тоже бабу, которую вся людская шваль и нелюдская нечисть в Муосе боится? Так если это та, прикинь…

– Это та! – громко сказала Вера, выйдя в светлое расширение перед выходными воротами Улья.

Асмейцы спохватились, увидев перед собой женщину в асмейской форме с капитанскими погонами, похожую по описанию на предводителя диверсионного отряда, натворившего переполоха во всем Улье. Вера насчитала двенадцать арбалетов, нацеленных на нее из-за бруствера из сложенных мешков с песком.

– Я приветствую тебя, старлей, – обратилась Вера к единственному офицеру в этом заградотряде.

– Я плохо запомнил твою внешность, или ты сильно изменилась, Стрелка?

– Стареем, старлей. Казалось, еще недавно со змеями бились, а вот поди ж ты, сколько лет прошло.

– Славный был бой, есть что вспомнить. Да вот вспоминать не с кем, из тех настоящих воинов почти никого не осталось. Одни вот сопляки вокруг.

Старлей презрительно повел подбородком в сторону, указывая на спрятавшихся за бруствером асмейцев-новобранцев. Несмотря на то, что разговор по тону и внешней доброжелательности напоминал беседу состарившихся однополчан, старлей не опускал своего арбалета и даже не снимал палец со спускового крючка. Вера спиной чувствовала, что диверсанты тоже затаились в тени, целясь из арбалета в выбранные цели на хорошо освещенном пятачке возле ворот.

– А знаешь, что было славного, старлей, в той схватке со змеями? Это то, что все свои были своими. А сейчас вот как-то и не поймешь.

– Да что тут непонятного, Стрелка. Враги мы с тобой, как ни крути. Хотя меньше всего на свете я хотел бы быть твоим врагом. Но расклад таков: ты перешла на сторону врага и с врагами пришла туда, куда тебя не звали, наделала у нас тут дел нехороших. И что мне скажешь сейчас делать с тобой?

– А по чему ты, старлей, определяешь, кто враг тебе, а кто нет?

– А че тут определять? Я солдат, и врагов мне назначают отцы-командиры.

– Отцы-командиры, говоришь? Так что-то они меняться часто стали и врагов назначают каждый раз разных. Еще недавно партизаны нам вроде были и не враги. И у нас в спецназе, и у тебя в армии были партизаны, не считали ж мы их врагами? Так чего же их сейчас врагами надо считать?

– Стрелка, ты меня в партизаны завербовать хочешь?

– Нет, старлей, не хочу. Я хочу, чтобы ты нас выпустил, и все. Если ты откажешь, те, кто пришел со мной и находится в туннеле за моей спиной, начнут стрелять, а потом пойдут на штурм. А там два убра и семь опытных партизан. Да плюс я…

– Ты, Стрелка, нехилый «плюс». И я их предупреждал, что если диверсанты попрут здесь, я с этими олухами их не удержу. Если повезет, тебя я завалю, но остальные… – старлей задумался, рассуждая сам с собой. – Да шансов у меня, кажется, никаких. Наивысший успех, который нам светит, – уложить четверых-пятерых ваших, прежде чем поляжем сами. Но вот что меня смущает, Стрелка, – если все так, как ты говоришь, то зачем ты вообще это говоришь? Вы могли давно переступить через наши трупы и свалить из Улья. Что-то здесь не так, какой-то блеф…

– Ты прав, старлей, мы могли бы вас уложить, и тем, кто за моей спиной, не терпится это сделать. Но этого не хочу я. Не хочу, потому что Муос катится в пропасть и все мы обречены. Победим в этой схватке мы или вы – это мало что решает для каждого из нас лично – через пару месяцев все или почти все, кто здесь встретились, умрут. Но я хочу, чтобы у нас у всех была эта пара месяцев. Просто лишь чтобы успеть сделать что-то доброе, чтобы исправить что-то плохое, попросить прощения у тех, кого обидели, отдать долги тем, у кого что-то взяли. Да и просто чтобы еще пару раз обнять родных и поцеловать любимых. Сделай так, чтобы у всех был этот шанс – еще немного пожить. И поверь мне, ты потом об этом не пожалеешь.

– Странные вещи говоришь ты, Стрелка. Я с тобой никогда не общался, но по слухам представлял тебя совсем другой. Хотелось бы с тобой потолковать о том о сем, особенно о тех вещах, что сейчас с миром творятся – много вопросов у меня. Но вижу, что ты спешишь. И мне не очень-то хочется с тобой воевать, но пропустить тебя равносильно тому, что убить себя. Ты не представляешь, какая смерть ждет каждого асмейца за предательство. Ладно я, но и этих безусиков на дыбу всех до одного отправят, а я как бы взялся за них отвечать. Вот тут-то изъян твоего в остальном симпатичного предложения.

– Нет никакого изъяна, старлей. Твои парни ведь знают, что ждет каждого из них, если они проговорятся – и это твоя гарантия того, что про этот проход никто не узнает. Не было нас здесь никогда, а где диверсанты из Улья вышли – одному Богу известно. Спроси у своих солдатиков, кто из них против моего предложения? И странно как-то получается: мне этот бой не нужен, тебе он не нужен, им не нужен, а кому тогда нужен?

Старлей оглядел своих солдат, нервно теребящих приклады арбалетов и с надеждой поглядывающих на него.

– Ладно, Стрелка. Мы отходим и даем вам дорогу, а вы проскальзываете, как будто не было вас никогда.

Когда спина замыкающего цепь диверсанта скрылась в проеме приоткрытой гермодвери, Вера протянула руку старлею:

– Спасибо тебе. Я знаю, что иногда отказаться от боя – большее мужество, чем принять бой.

Скривившись от такой благодарности, но пожав Вере руку, старлей очень серьезно спросил: