Александр Юм - Невеста для ЗОРГа

— Утром кололи, — тяжело вздохнул сержант, глядя, как я начал «метать икру».

— Ладно, за спину только не заходи, а то отвлекать будешь.

Морозец бежал вдоль хребта, заставляя вглядываться пристальнее в улыбку сержанта — нет ли клыкастых примет. Ну, Бог не выдаст…

Налево по лестнице бушевало всамделишное пламя, направо тоже, и путь был только один: наверх через балкончик. То, что от земли до балкончика метра три высоты, никак не смутило Мишаню и, пружинясь от моей спины, сержант допрыгнул до бетонного выступа. Уцепившись, он долго кряхтел, затем сделал удобный захват и сказал, чтоб я цеплялся за ноги, и наверх вылез вместе со мной, бугаина здоровая.

— Дальше по балкону дверь, товарищ командир, на лестницу. Через нее есть выход в центральный зал.

— Ты уверен?

— Сто процентов. Я ж говорю — здание как родное, я здесь даже зверинец охранял!

И мы сразу же посмотрели друг на друга. Зверинец — это специально оборудованные боксы для нежити, попавшей в руки спецуры. Официально он именовался ВИЗОР, временный изолятор-распределитель, а в госпитале он располагался, потому что и раненых и трофей везут всегда в одно место; почему — я не знаю. Трофеи потом отсылают либо в спецлабораторию института Мечникова, либо еще в какое профильное учреждение, либо на утилизацию.

Соседство, так скажем, не очень, но привыкаешь. Электрокабель тоже опасен, однако живет с нами под одной крышей — в стенах. И ничего. Главное, чтоб стены не ломались.

Мишаня вытер белое лицо рукавом и осторожно посмотрел за угол.

— Тихо, вроде.

Впереди темнел длинный коридор с бегающими отблесками пожара. Висевшие на стенах картины были растоптаны на полу, всюду валялись обрывки бумаг и ломаные стулья с отбитыми спинками. У дверей лежал человек в халате, рядом с ним еще один, а между людьми сучил конечностями бурый ком, кусавший воткнутую в бок ножку стула.

— Горюн, — сказал сержант. — Тварь бешеная.

Горюн задышал опадающими боками и уронил голову, высунув на пол язык.

— Что, сука, нажрался?! — Мишаня поднял карабин.

— Погоди, — я взял ближний стул и отломил у него ножку. — Заряды надо беречь!

Тварь, увидев орудие смерти, шкребанула паркет. «Ий-й-у-у-ууу», — вой был тихий и сиплый, будто воздух выкачали из брюха. Живой-здоровый он бы такую трель выдал…

— Н-на!

Ножка с облущенным лаком вошла горюну точно между лопаткой и шеей. Там у него было что-то вроде сердца — сизая жила с тремя кишками.

— Ребятам хана, — обернулся ко мне сержант. — Надо засечки делать.

Мы подрезали сухожилия под коленями и мышцы на лопатках — если этого не сделать, человеческие тела используют ОРВЕРы. Сильно тошное это занятие, однако впереди ждало нечто худшее — несколько трупов в больничных пижамах, аккуратно сложенных у батареи под окном. Некоторые были без голов, у других черепа вскрывали острым, выбрасывая на пол содержимое; а над ними на железный крюк обрушенного пожарного стенда кто-то наколол медсестру Светланку. Кто-то большой убил ее и, издеваясь, наколол, словно муху на рыболовный крючок. Недалеко ронял кровавые капли багор с налипшими шерстинками.

— Наверное, отбивалась этим…

Сержант зло втянул воздух, и где-то на середине втягивания, принюхавшись и подняв липкий багор, зарычал с неожиданным подвыванием.

Покатился вдруг аптечный пузырек, и я увидел, как чуть приоткрылась дверца пожарного шкафа. Полотно ее обуглилось, кое-где рисовались вмятины, но доски выдержали.

Слава строителям, делающим шкафы из осины! За дверью в проеме между трубой и вентилем сжалась, закрыв глаза, молоденькая санитарка, худенькая и совершенно седая. Все попытки извлечь ее из переплетения трубной стали ушли без пользы. Пришлось там же и оставить — убежище вполне надежное. А чтобы избавить от шока, втер ей в кожу адреналин, выбрав из многочисленных, большей частью раздавленных ампул те, что с желтыми полосками.

Лестница опять бежала наверх, где трещал огонь, кричали десятки голосов и хлопали редкие выстрелы. Бой переместился туда совсем недавно, причем, судя по обрывкам бинтов, лопнувшему носилочному брезенту и бутылям с аргентитом, чужаки ударили внезапно. Даже труп хватуна, пучеглазый и скисший, не красил общей картины погрома — так жалко и грустно выглядело орудие убийства, крашенный под алюминий костыль с оторванной ручкой.

Подхватив несколько совершенно целых бутылок с серебряной водой, мы сделали первый шаг, как вдруг кипящий клубок упал откуда-то сверху. Он повис над залитой кровью лестницей, поливая ее синюшными лучами. Шарик был маленький и подвижный как ртуть, переливающийся в движении чем-то неподъемным, отбрасывающим тень на бока этого маленького солнца. Ни попасть в него из ружья, ни подорвать тем более. Это я знал по тем аксиомам, что вбили в мозг электрическими гвоздями лахтинские профессора.

Как бы сознавая нашу беспомощность, огненный колобок нежился в маслянистых лучах, как расшитый петухами лабазник, поймавший беспризорников на «хапке». И тогда двинул я кулаком в эту блинную харю. Наверное, от отчаяния. Слышал когда-то, будто рубил отчаянный сталевар ладонью кипящую струю. Повторил подвиг. И даже не ошпарился, а пару несмелых укусов и за боль принять было стыдно.

Чертово солнышко ударилось затылком в фасонину, сразу же прикипев к трубе. Бурные, видать, кипели в нем градусы. Чугун за секунду покраснел. За вторую расплавился, третья сделала из хлестнувшей под давлением струи кипяток, а затем пар. Нашла вода на пламень. Однако и огненный еж, получив на пряники, заметно сдал, не улыбаясь жирной улыбкой. Он как-то ссунулся внутрь себя, покрываясь розовыми бубонами, и трусливо задрожал вместо наглого искрения. Водная струя опять нащупала его и погнала к стенке добивать.

Начало хорошее.

На следующий этаж мы влетели за три секунды. Не оглядываясь и не сомневаясь. Чтобы заблокировать мозговые импульсы, я «кинул мостик» — самоиндуктивный гипноз. Для этого необходимо представить себя в костюме водолаза на морском дне, пассажиром летящего поезда, парашютистом, на слабый конец. Хотя это дело чисто индивидуальное. Другие представляют себя в бетонном погребе или в чистом поле. А сержант, по-моему, ничего себе не воображал. Ринулся вверх, как медведь.

Да на него ОРВЕРы, вообще, ноль внимания! Только с моим появлением копившиеся для атаки твари зашевелились. Поздно! Боевая позиция превосходная, напали сзади, цели перед нами — чего еще желать ликвидатору.

Первым я уложил длиннорукого горбуна с бледным лицом. Он завалился, подминая под себя еще двоих в серой шерсти. И пока визжащий клубок скидывал дергающуюся кладь, навел оружие на выскочившего вперед разъяренного багника. Багник даже визгнуть не успел, получив заряд в спину, а коршуном летящего мигуна подстрелил Мишаня. Эти синегубые, когда жареным пахнет, такое творят, что не каждый пограничник или охотник прикроет. В е к н е з а б у д у, Мишаня.