Роберт Хайнлайн - Двойная звезда. Звездный десант [сборник litres]

– Старику Моралесу? А он справится?

– Справится. Что ему остается? Сейчас и мне, и тебе, и еще очень многим приходится делать то, что раньше казалось невозможным. К тому же я подарил ему приличный пакет акций. Помнишь изречение «не заграждай уста волу молотящему»? А остальные передал в трастовый фонд. Половину – для «Дочерей милосердия», половину – для тебя. Когда вернешься, заберешь. Если захочешь. Не важно. Главное, я понял, что со мной не так. – Он помолчал, потом очень тихо добавил: – Я должен был совершить акт веры. Доказать самому себе, что я человек, а не экономическое животное для производства и потребления.

Я не успел никак отреагировать на слова отца. Вокруг нас ожили настенные репродукторы: «Вечно жив, вечно славен Роджер Янг!» И девичий голос сопроводил позывные объявлением:

– Внимание! Члены экипажа корвет-транспорта флота Земной Федерации «Роджер Янг» приглашаются к выходу «Эйч». Посадка начнется через девять минут.

Отец взвился со стула:

– Пора! Береги себя, сынок. И сдай экзамены! Не то убедишься, что ты еще не слишком взрослый для воспитания ремнем.

– Сдам, папа.

Он торопливо обнял меня:

– До встречи! – и умчался галопом.

В комендатуре я доложился флот-сержанту, чье сходство с сержантом Хо поражало. Разве что у этого вояки обе руки были целы и отсутствовала радушная улыбка.

– Сержант контрактной службы Хуан Рико, – представился я. – Прибыл в комендатуру согласно командировочному предписанию.

Собеседник мрачно глянул на часы:

– Твой шаттл сел семьдесят три минуты назад. И?

Я объяснил. Он посмотрел на меня, в задумчивости прикусив губу, а потом постучал по толстой ведомости:

– Каких только объяснений здесь нет, а теперь придется записывать новое. Твой отец – родной отец – только что отправился на твой бывший корабль. Это правда?

– Истинная правда, сержант. Можете проверить. Капрал Эмилио Рико.

– Мы не проверяем утверждения юных джентльменов. Мы просто увольняем их с позором, если выясняется, что они сказали неправду. Впрочем, дешево стоит парень, который не опоздает ради встречи с отцом. Забудем.

– Спасибо, сержант. Могу я теперь встретиться с комендантом?

– Ты уже встретился с комендантом. – Он сделал отметку в командировочном предписании. – Возможно, через месяцок он тебя отсюда вытурит вместе с парой десятков провалившихся. Вот направление в общежитие, вот список требований к внешнему виду и поведению. Первым делом срежь шевроны, но не выбрасывай – могут еще пригодиться. И с этого момента ты мистер, а не сержант.

– Да, сэр.

– Я тебе не сэр. Это ты мне сэр. Но не спеши радоваться.

Не вижу смысла подробно описывать школу кандидатов в офицеры. Там физическая нагрузка как в солдатской учебке, только в квадрате… да нет, пожалуй, в кубе. Плюс науки. С утра мы выполняли привычные по тренировочным лагерям упражнения, и сержанты люто песочили нас за ошибки. После обеда мы становились кадетами и «джентльменами», чтобы слушать лекции и зубрить учебники по предметам, коим несть числа: математика, физика, галактография, ксенология, гипнопедия, логистика, стратегия, тактика, связь, военное право, геодезия, спецоружие, психология лидерства. Чему нас только не учили, от обеспечения солдата всем необходимым до причин поражения Ксеркса I. Особый упор делался на то, как быть грозой для полусотни подчиненных и одновременно заботливым папашей; как их холить и лелеять, оберегать и защищать, но ни в коем случае им не потакать.

У нас были комнаты с душевыми и койками, которыми мы почти не пользовались. Койки застилал гражданский персонал, он же чистил нам обувь, гладил форму и выполнял мелкие поручения; один такой уборщик обслуживал четверых кадетов. Это не считалось привилегией, просто нас освободили от рутины, чтобы мы больше времени отдавали главной – и явно невыполнимой – задаче. А койки заправлять безукоризненно мы научились еще на курсе молодого бойца.

А в армейском фольклоре «еще конюшню отчисти добела». Из каких дремучих времен дошла до нас эта заповедь? Взять бы шпаков, считающих нашего брата трутнями, да отправить на месяцок в ШКО.

И в будни, и по воскресеньям мы учились до рези в глазах и звона в ушах. А когда удавалось вздремнуть, под подушкой нудел гипнопедический динамик.

Строевые песни для нас были подобраны не из воодушевляющих, совсем даже наоборот. «Армия мне не друг, друг мне мой старый плуг», «Я больше не желаю знать войну», «„Не забирайте сына“, – рыдает горько мать». И самая наша любимая, с припевом про заблудшую овечку: «Господи, грешника не покинь! Бе-е! Йе-е! Бе-е!»

Вот только не припомню, чтобы хоть разок меня взяла хандра. Пожалуй, было просто не до нее. Тут не пришлось, как в учебке, преодолевать психологическую «вершину», зато ни на миг не отпускал страх перед отчислением. Особенно подводило слабое знание математики. Сосед по комнате, колонист с Геспера, которому удивительно шло странное имя Ангел, самоотверженно подтягивал меня в ночные часы.

Почти все наши инструкторы были инвалидами, большинство в офицерских званиях. Те же, кто мог похвастаться полным комплектом конечностей и органов зрения и слуха, ходили в сержантах; хватало и сержантов-калек.

Наш тренер по грязной драке носил пластиковый ортопедический воротник и ездил в кресле с мотором – от шеи и до пяток он был парализован. Но язык у него был в порядке, глаз – что твой фотоаппарат, а свирепая манера анализировать и критиковать с лихвой компенсировала мелкие физические недостатки.

Поначалу я недоумевал, что мешает столь явным претендентам на отставку по состоянию здоровья и полное пенсионное обеспечение вернуться домой. Но только поначалу.

Самым ярким событием моего кадетского периода жизни, пожалуй, надо считать визит энсина Ибаньес, черноглазого пилота-стажера с корвет-транспорта «Маннергейм». Миниатюрная, как статуэтка, и сногсшибательная в белой космофлотской парадке, Карменсита появилась, когда мой класс построился на вечернюю поверку, и, пока она дефилировала вдоль шеренг, я слушал хлопки – это глаза моих товарищей выскакивали из орбит. Решительно подойдя к дежурному по части, она ясным, проникновенным голоском произнесла мое имя.

Дежурный, капитан Чандар, слыл букой, который не улыбался даже родной мамаше в младенчестве, но он улыбнулся малютке Кармен, страшно напрягая лицевые мышцы, и признал факт моего присутствия. А она, помахивая длинными черными ресницами, сообщила, что ее корабль в порту не задержится и что ей хотелось бы поужинать в моем обществе.

Вот так мне досталось трехчасовое увольнение, совершенно беспрецедентное и воистину немыслимое. Неужто на флоте изобрели новую технику гипноза, но армию с ней еще не ознакомили? Или секретное оружие Карменситы слишком древнее, чтобы ему нашлось применение в мобильной пехоте? Как бы то ни было, мне повезло вдвойне. Я чудесно провел время, и мой престиж в школе, до этого момента не очень-то высокий, вырос до небес.