Оберон Ману - Пре-вращение

— Сказка, — мечтательно прошептал Ёка.

— Нет. Бывшая и вновь возвращаемая действительность. Общение с животными, растениями, насекомыми и микроорганизмами. Осознание себя как существа, ответственного за поддержание божественного порядка во Вселенной… Это я малость загнул. Достаточно для начала и планеты…

Ну и всякое такое прочее. Общий объём своих обязанностей и возможностей мне и самому до конца не ведом. Я, как уже говорил, начинающий бог, неопытный…

Странник несколько смущённо улыбнулся. И замолчал, думал о своём, переживал что-то там, про себя. И это молчание, как мне показалось, говорило больше слов. И эти чувства, расходившиеся от Странника волнами, как от камня в воду, проходили через нас.

И мы тоже что-то там, внутри, чувствовали. Чему-то там со-чувствовали, что-то вместе с ним со-переживали. И нам было чудно хорошо. Просто быть. Вот так, вместе. Встречаться взглядами в пламени костра. Улыбаться стрёкоту кузнечика за спиной, ощущая сердцем его маленькие заботы. Слушать дыхание Земли. И знать, что там, за туманом истинных сумерек, светит незнакомая звезда, звезда по имени Солнце.

И — знать. Просто знать, что всё будет — хорошо.

Ну, вот так вот оно, в общем-то, всё и закончилось.

Как и сказал Странник, яхточку его мы нашли без проблем. И донесла она нас попутным ветром до дома в тишине и покое.

Груз сдали Бате, Щуку — в медчасть, а мы отправились к подрастающему поколению. Учить жизни в изменившихся условиях.

И вот тут-то стало всё больше крепнуть то, что впервые проявилось ещё на яхте. Мы начали чувствовать друг друга. Во сне или бодрствуя, отдыхая или занимаясь делом, — каждая голова Змея чувствовала, что происходит с двумя остальными. Как будто у нас и взаправду появилось общее тело.

Дальше — больше. Стало увеличиваться расстояние нашей новой чувствительности. Десять метров, сто, пятьсот, километр…

А потом как-то внезапно обнаружилось, что если мы расположимся в пространстве на равном расстоянии друг от друга, правильным треугольником, — то начинает происходить ещё более интересное. Мы начинаем ощущать общее состояние дел в пространстве внутри данного треугольника.

Недели через три после этого открытия мы решили посоветоваться с Батей и Дядей Знайкой. И, не сговариваясь, каждый принёс рисунок от руки, — как он себе это представляет. А нарисовали мы все, как выяснилось, одно и то же.

Равносторонний треугольник, возле вершины каждого — несколько концентрических окружностей. Самые большие диаметры — пересекаются. Как будто каждый из нас превратился в источник какого-то излучения.

Потому что те, с кем мы долго общались, тоже начинали становиться похожими на нас. А если точнее, группы наших воспитуемых стали приобретать качества Змея. Только их способность чувствовать одногруппника была слабее нашей. На меньшем расстоянии. И ещё. Если мы ощущали остальных людей нашего селения как некий однородный фон, опознавая только двух остальных, — то наши молодые ученики могли определить нас, своих учителей, на расстоянии, в несколько раз превышающем их чувствование друг друга внутри группы.

Одним словом, всё менялось. И мы, и люди вокруг нас. Батя, пусть шутейно, но серьёзно сказал, что наш Змей сам превратился в источник своеобразной заразы, точнее — анти-заразы. Доброй Заразы, как выразился Дядя Знайка.

И мы, подумав, сообща согласились с этим названием.

Естественно, было высказано предположение, что причина всему — Странник. Изменившись сам, он заронял семечко изменения во всех, с кем общался. Слишком уж тут цепочка складывается. Он — мы — ученики…

Решили поставить опыт с участием Щуки.

Ах, да! Щука оказалась здорова. И вдобавок — девственница. Что для пред-Заразной молодёжи было из ряда вон выходящим событием и граничило с чудом.

Правда, попытка построить квадрат с её участием чудом не увенчалась.

Зато когда Щуку поместили в центр треугольника из нас, то расстояние нашей, Змеевой чувствительности, увеличилось в полтора раза.

Так, в общем-то, по общему согласию и поступили. Щука осталась в центральном поселении, при штабе, если можно так выразиться. А три головы Змея поселились на выселках. Всё в той же роли: учителя-излучатели, воеводы в случае необходимости. Едины в трёх лицах, аки боги древности…

Сидели мы на своих местах практически безвылазно. Но одинокими себя не ощущали. Потому что чувствовали друг друга всё чётче и ярче. И находясь в лигах и милях друг от друга, как будто сидели у одного костра и перещуривались через пламя после первой кружки горячего чая. С брусникой.

А потом, как-то буднично, меня оженили. Случилось всё просто и обыденно. Приходит на наш выселок, фортецию, так сказать, передовую, телега грузовая из центрального села, столицы нашей. Гнезда мудрости и логова культуры. Это я так, шутейно.

Ну, бочки-ящики, то-сё. Только на облучке — сам Батя собственной персоной. И подводит он ко мне девицу…

Выяснилось, что гороскопы наши, или что там ещё, у нас совпали. Эти, как их, биоэнергетики и прочие там исследователи непривычной материальности постарались. И она выходит вроде как моя суженная-ряженная и всё такое прочее.

Ну, что? Пора, вроде как. Стерпится — слюбится, а там и дети пойдут.

Помню, выносит повивальная бабка, — акушерка по до-Заразному, — мне первенца нашего. И кладут мне в руки свёрточек с глазками. И глазки эти меня, значит, осматривают. Вроде как смотр делает: хорошего ли папу себе выбрал на предмет рождения в этом мире. Причём смотрит вполне осмысленно. Как оно впоследствии и оказалось.

А я как руки в локтях согнул, так и шевельнуться боюсь. И смотрим мы друг на друга, и похоже, с одинаковым недоумением. А потом он зевнул, глазищщи свои прикрыл и засопел в две дырочки. И меня вроде как чуток отпустило. А бабка повивальная на нас глядит, улыбается.

Ну, бабка, сами знаете, — это должность. Годочков ей на первый взгляд, тридцать или на чуток поболее.

Хотя, кто ж его знает. Бате нашему за седьмой десяток уже перевалило. Он у нас ещё в первой половине двадцатого века на свет уродился. А выглядит… Нет, ну, солидно выглядит. Но без каких-либо признаков саморазрушения организма. Даже седина куда-то подевалась.

Любопытно, что это? Ещё одно, прежде не замечаемое, последствие нашей встречи со Странником? Ведь если взять и сравнить Батю, привозящего мне невесту, и его же, приехавшего поздравить со второй дочерью, — и странно, и радостно…

Любопытственно выходит. И всё интереснее и интереснее.

Вот эта-то интересность и заставила меня взяться за столь несвойственное мне дело, как написание мемуаров.

Перечитал и усмехнулся: эким высоким штилем накарябано!