Борис Батыршин - День, который не изменить [litres]

Заборы вдруг расступились; из-под колёс метнулась в сторону фигура в синем с красными эполетами сюртуке, и они вылетели на деревенскую площадь. Лёха вывернул руль, объезжая тесно составленные обозные телеги. Колясочное колесо оторвалось от земли, Витька мгновенно покрылся ледяным потом — всё, сейчас опрокинутся…

Пронесло: десятиклассник и правда, лихо водил тяжёлый байк. «Днепр» обогнул составленные возле колодца повозки, нырнул под торчащую наискось оглоблю. Азаров, не успевший пригнуться, зацепился за неожиданное препятствие и чуть не вылетел с седла. Кивер покатился в пыль. Из-за телег разбегались солдаты, заполошно метались селяне, где-то визжала лошадь. Ещё одна, волоча за собой вывороченную из плетня жердину, скакала, высоко подкидывая зад, перед «Днепром» — жердина путалась в передних ногах. Сбоку хлопнул, наконец, выстрел, Лёха с опасным креном обошёл незадачливую скотину и бросил байк в проход между заборами на другой стороне площади. Витька, ухитрившийся извлечь айфон, поймал в кадр большую пушку на зелёном лафете. Рядом с орудием, задрав к небу оглобли, стоял длинный зарядный ящик. Азаров зашарил под седлом, извлёк из ольстров пистолет. Выпалил, кинул дымящуюся железяку Витьке — замок больно ударил по колену, — пальнул ещё раз. Целит в зарядный ящик, сообразил мальчик. Не дай бог попадёт — нас же взрывом и накроет…

Корнет не попал. А может, пуля не смогла воспламенить уложенные в деревянные ячейки картузы с порохом. Площадь, затянутая сплошной дымовой завесой, остались позади, и «Днепр», распугивая солдат, баб, мужиков, собак, вылетел на околицу. Здесь тоже был пост — солдаты в высоких гребнястых шлемах обалдело уставились на разведчиков. Двое кинулись прочь, третий вскинул ружьё, но замок дал осечку — мотоцикл пролетел мимо, обдав часового бензиновой гарью, и всё потонуло в едком дыму.

Шнур оборвался, больно хлестнув Витьку по лицу. Зелёная банка откатилась на обочину и застряла в траве, продолжая извергать густые клубы дыма. «Днепр» стремительно летел вперёд — на прямой дороге Лёха прибавил газу, ветер засвистел в ушах. Витька зашарил под брезентом, ища другую шашку, но это уже не требовалось — из завесы, расползавшейся далеко позади, никто не показывался.

— Ну всё, теперь не догонят! — яростно-весело проорал Лёха. — Нас не до-го-ня-я-ят!

— Нас не до-го-ня-я-ят! — подхватил Витька. Адреналин кипел в крови, выплёскивал пенной струёй, будто шампанское из бутылки. — Нас не до-го-ня-я-ят!

Азарову досталось крепко. Когда отъехали версты на две, Витька обратил внимание, что корнет клонится в сторону, будто во сне, шарит руками, пытаясь удержаться в тряском седле. Правая половина лица его была залита кровью; тяжёлые капли скатывались на доломан, оставляя на зелёном сукне чёрные пятна. Мотоцикл в очередной раз мотнуло, и Витька едва успел подхватить корнета.

До места доехали быстро. Загнали «Днепр» в кусты, стащили раненого с мотоцикла и усадили под липой — той самой, с гнездом аистов. Лёшка сбегал к ручью, зачерпнул бескозыркой ледяной воды. Витька старательно промыл корнету лоб и бровь. Азаров пришёл в себя и кривился при каждом прикосновении. Закончив процедуру, мальчик положил скрученную жгутом фуражку на лоб пострадавшему — белая ткань сразу стала пропитываться кровью.

— Теперь не отстирать… проворчал Лёшка. — Так и останется розовая.

Азаров отнял «компресс» ото лба, осторожно потрогал огромный желвак.

— Могло быть и хуже. Удар вскользь пришёлся. Была б та оглобля чуток пониже — не сносить мне головы. Хорошо, кивер спас…

Вот и Трейяр, вспомнил Витька, уверял, что кивер — это вовсе не нелепый головной убор, а надёжная защита для головы. «Кивер, — говорил новосибирец, — он не только саблю удержит, но и топор! Вон, какая кожа толстая — в пол-пальца, да ещё и железный обруч внутри!» Что ж, командир «трёшек» оказался прав.

Несмотря на то, что удар принял на себя кожаный козырёк, лоб Азарову рассекло солидно. Витя знал, что такие раны всегда сильно кровоточат, хотя и не представляют особой опасности. Но всё равно, смотреть на корнета, волосы которого слиплись от крови в неопрятный колтун, было жутковато.

— Может, спуститесь к ручью? — предложил он. — Промыть волосы, пока не запеклась, а то потом выстригать придётся…

Азаров кивнул, встал. Его шатнуло — чтобы не упасть, пришлось опереться о дерево.

— Нет, друзья, похоже, меня здорово контузило. Лучше я пока посижу…

— Сотряс у него, точно говорю! — шепнул Лёшка. — Как теперь в седле удержится?

— Как-нибудь, — буркнул Витя и сунул Дорохову свою бескозырку. — Сходи лучше, ещё воды принеси. Не видишь, плохо человеку!

От новой порции ледяной воды Азаров оклемался окончательно. Все трое устроились под липой, по мягкой подушке мха. Солнце медленно клонилось к закату, а остальные разведчики всё не появлялись. Витя начал волноваться — не дождаться бы, сидючи на холодке, неприятельского разъезда, — но Азаров успокоил: «Француз после нашего наскока нескоро в себя придёт. До завтра из деревни носа не высунет!»

От нечего делать, обсуждали лихое дело, припоминали злосчастную оглоблю.

— Глупо получилось… — сетовал корнет. — За всю летнюю кампанию ни царапины, даже при Бородине уцелел. А тут — такая нелепица! Лбом в телегу влетел! Сказать товарищам по эскадрону — засмеют!

— А вы правда были в Бородинском сражении? — осторожно спросил Витя. Пусть корнет сам заговорит на эту тему…

— Да, двадцать третьего августа я прибыл к Главной армии с депешей главнокомандующему от генерала Тормасова. При штабе только и говорили, что решено генеральное сражение — вот я и попросился остаться. Меня откомандировали к генералу Раевскому, адъютантом.

— И что, вы были на самой батарее? — восхитился Лёшка. Он знал о приключениях друзей и остро им завидовал.

— На самой. — подтвердил Азаров. — Я же был при генерале Раевском. А когда корпус за полным изнеможением отвели во вторую линию — шутка сказать, едва семь сотен в строю осталось из десяти тысяч! — меня послали с донесением к графу Остерману-Толстому. Когда я прибыл, кирасиры Коленкура заняли верхушку кургана, и гренадеры четвёртого корпуса готовились к контратаке. Я тоже попросился в дело, но не повезло — погнали назад с пакетом.

Витька как наяву, увидел, как пехотный офицер отсылает мальчишку-гусара в тыл, прочь от залитой кровью батареи, которую надо снова — в уже который раз! — отбить у неприятеля.

— Батарею пришлось отдать, — продолжал Азаров. — А Остерман-Толстой отвёл войска к позициям лейб-гвардии. А я на обратном пути чуть не попался уланам. До сих пор не пойму — как сумел уйти? Господь спас, не иначе…

Витька едва удержался от усмешки. Он-то знал, что остановило поляка, уже нацелившегося пикой в зелёный ментик.