Анна Азырова - Йормундур

Уже расположившись на бескрайних просторах Алькасара, нормандцы в полной мере ощутили, что значит привольная жизнь без всяких забот. Мавры никуда не торопились, аль-Хакам щедро потчевал гостей вином и яствами, закрывал глаза на приставания к служанкам, а во время переговоров с Гундредом, Лундваром и Маликом долго расспрашивал все подробности компании конунга в Галисию. Северяне не замечали, как бежит, будто струи дворцовых фонтанов, день за днём. Лишь Тордис, скованная обещанием и риском выдать себя, маялась от мыслей о несчастном Корриане, в чьей беде есть и её вина тоже. В один из пьяных разгульных вечеров, когда викингам устроили танцы приглашённые плясуньи и жонглёры, к ярлице с нежданными новостями подошёл Токи. Капитан выяснил, что берсерк жив, а держат его в подземных казематах, откуда ни сбежишь, ни докричишься, коль станут пытать.

— Думаешь, его там истязают? — пуще прежнего опечалилась Тордис.

— Ну, проверять никто не заставляет. Но над планом спасения лучше покумекать сейчас.

Не вдаваясь в расспросы, воительница поняла одно: за невинным любопытством Токи явно что-то скрывает. Он, наверняка, слышал разговор на корабле, а теперь ратует за безумное освобождение Корриана, чего хватит для полного прекращения дипломатических отношений. А в худшем случае — войны между Норвегией и халифатом. Сообщники остановились на том, что будут ждать минуты, когда смогут отвести от себя внимание. И такой случай вскоре представился, ведь аль-Хакам затеял в Алькасаре показательный турнир.

До халифа дошла весть, что гости с севера всегда не прочь помериться силой и заслужить их уважение поединком — самый верный путь. С нескрываемым предвкушением Малик передал ярлу предложение выставить на бой своих лучших богатырей. Вместо ристалища владыка решил собраться под сенью галерей одного из внутренних дворов, где со всех сторон свита аль-Хакама и люди Гундреда смогут наблюдать искусство своих чемпионов. Так и поступили, устроившись на подушках, коврах и кушетках, окружив себя амфорами вина, заморскими яствами и блюдами всевозможных сладостей. Для услады ушей играли флейтисты и лютнисты, кто-то пощипывал струны кануна, танцовщицы позвякивали бубенцами на поясах и щёлкали нанизанными на пальцы латунными сигатами в такт покачиваньям бёдер. Сам халиф с приближёнными развалился на удобном мягком диване с плотным пологом на четырёх витых колоннах, украшенных арабской вязью. В ногах сидели вельможи и личные гвардейцы. Гундреду предложили просторное кресло чуть поодаль, но так, чтобы свободно переговариваться с хозяином замка. Малик занял место меж двумя предводителями и в красках описывал ярлу чудесную задумку господина.

— И скоро нам покажут смельчаков аль-Хакама? — Гундред низко откинулся на спинку, объедая гроздь винограда из рук темнокожей прелестницы. — Я должен знать, кого из своих головорезов выставить.

Малик перекинулся парой слов с советником халифа, которые передал неловко и с опаской:

— О, ярл, оказалось, владыка — кхем — снизошёл до величайшей чести! Вы сойдётесь с его личным… гаремом, — глупо хихикая, посол взялся уминать халву.

Сперва Гундред и его ближайшие дружинники пропустили новость мимо ушей, но когда суть до них всё же дошла, лица исказило возмущение и растерянность.

— Повтори.

— Хурамы из царского гарема — они ваши противники, — запросто пожал плечами сарацин. — Советую выбрать самых ловких бойцов. Коль убедите халифа в своём умении сражаться, он наймёт твоих людей в свои войска.

Ярл повернулся в кресле к своим побратимам, те с минуту похлопали глазами и зычно расхохотались.

— Он нам предлагает баб своих завалить? — начал свирепеть военачальник. — Это издёвка такая?

Булатная перчатка больно отпихнула руку служанки, Гундред подорвался в сторону халифа и приближённых. Тут вмешался Лундвар, схвативший покровителя за рукав:

— Не горячись ты, выясни сперва!

— Сдаётся, этим маврам пора объяснить, с кем связались, — уселся обратно ярл.

По хлопку аль-Хакама отворились двери в глубине одной из галерей. Барабанщики единодушно опустили ладони на перламутровые таблы из рыбьей кожи, извлёкши гулкий звук. Один за одним из покоев вышли видные молодцы самой разнообразной наружности: каждый при оружии и завёрнут с головы до ног в роскошные красочные ткани и прикрасы. Расположились воины на ступенях своей галереи у самой арены, мечи и копья оставили подле себя. Держались просто и отстранённо, будто присутствие халифа и северян само собой разумеющаяся вещь.

Аль-Хакам приосанился, рука изящным махом взмыла ввысь:

— Джебхуза!

Под бой барабанов на середину внутреннего двора неторопливо вышел очень высокий бербер с кожей благородного тёмного цвета и золотисто-карими глазами. Волосы мужчина скрыл за остроконечным шлемом, зелёная ткань обрамляет красивое лицо, доходя до шеи, а надо лбом красуется пёстрое перо с драгоценным камнем. Под длинным шарфом, перекинутым за спину, блестит кольчуга с укороченными рукавами. Алый плащ на одном плече сзади переходит в длинный подол, который поддерживается поясом с золотыми пластинами и инкрустацией. К Джебхузе подбежала рабыня, в её руках раскрылся свёрток ткани, и африканец взял оттуда целый набор коротких и длинных кинжалов с кривыми рукоятями филигранной выделки да увесистую саблю в придачу. Оружие сподручно спряталось за поясом, а изогнутый меч, избавленный от ножен, лёг плашмя на раскрытые ладони.

— Это ещё кто? — пробурчал Гундред, вконец запутавшийся в происходящем.

— А это, собственно, хурам — фаворит владыки. — пискляво протянул Малик.

— Ещё скажи, что те парни и есть гарем! — посмеялся кто-то из дружинников.

— Лишь часть, но да — так и есть…

Над северянами повисла мёртвая тишина. Подлокотники кресла, оббитые бычьей кожей, в ярловых руках невыносимо заскрипели. Наконец Гундред выплеснул свои чувства в длинном грязном ругательстве, неведомом даже переводчику.

— Мы не станем марать руки о женовидного содомита, — прорычал предводитель норманнов.

— Осторожней в выражениях, — ткнул локтем Лундвар.

— Я сделаю вид, что ничего не слышал, — необидчивый посол всплеснул руками. — Хурамы — искуснейшие воины во всём халифате. Сразиться с ними значит получить признание самого аль-Хакама. По-дружески советую ярлу отринуть неприязнь и не заставлять моего господина ждать.

— Да я с твоим халифом не сяду даже…

Едва Гундред закончил, как в каменную ступень у его ног воткнулся прилетевший метательный нож. Развалившиеся викинги разом выпрямились, готовые к атаке. Ярл шало глянул на бербера, затем на аль-Хакама, а гарем тем часом поднял звонкий молодецкий смех.