Николай Побережник - Эрта. Личное правосудие

– Уверен? Сколько воинов осталось в твоем поселении?

– С отцом половина моих воинов уехала, дозор перебили, не больше десятка выходит вместе со мной и раненым Корхом, артельщики не в счет, они не воины… и, похоже, Рыжие шапки про это узнали.

– Что ж, – Кинт нагнулся и отвязал от саквояжа карабин, – пойду, схожу к одноколейнику, там патроны к карабину…

– Зачем тебе это?

– Считай, что расплачусь… за начищенные сапоги, – ответил он и вышел.

Кинт быстро прошел на конюшню, где из багажного кофра одноколейника достал несколько бумажных упаковок патронов и осмотрелся – самое высокое место, это односкатная крыша какой-то пристройки к таверне. Обнаружив лестницу у стены сенника, Кинт приставил ее к стене пристройки и забрался на крышу, прихватив скрутку походного одеяла. Устроившись на черепичной крыше лицом на север, Кинт положил перед собой скрутку, на нее карабин, выставил прицел на максимальную дистанцию выстрела, а затем положил перед собой одну упаковку с патронами и надорвал ее…

Около двадцати всадников с гиканьем выскочили из рощи на холме и устремились к поселению, будто зная, что не встретят серьезного сопротивления. Кони неслись по склону, выбрасывая копытами комья земли, всадники приникли к шеям лошадей, чтобы уменьшить силуэты, не давая возможности обороняющимся хорошо прицелиться. Видя, что нападающие не утруждают себя построением в клин или еще каким-либо вариантом кавалерийской атаки, а как выскочили из рощи, так и скачут всей группой, Кинт ухмыльнулся, прицелился и выстрелил в грудь лошади первого всадника… Дернув скобу, выстрелил еще, затем еще. Атака замедлилась, но быстро поняв свою ошибку, всадники в рыжих меховых шапках, которые Кинт уже мог разглядеть, поскакали, огибая поселение и стреляя наугад в сторону домов. Кинт быстро подполз к краю крыши, с удовлетворением отметил, что на улице нет ни единой души, вернулся на позицию, а из домов уже начали стрелять в ответ. Быстро затолкав в трубчатый магазин пять патронов армейского калибра с тяжелой пулей, Кинт стал не торопясь выцеливать противника и стрелять, стрелять точно, так, что после каждого выстрела кто-то из нападавших вываливался из седла, а лошади без седоков продолжали скакать вместе с остальными. Наконец нападающие сообразили, что что-то в их плане не сработало, и потеряв около десятка человек, поскакали к мосту, намереваясь пересечь реку. Кинт повернулся, выбирая нужный сектор огня, и увидел, как два парня из местных, тщетно пытаются вытолкать на мост большую телегу, вот к ним подбежал третий и налег на спицы колеса, это был Даш, и дело пошло на лад, телега медленно покатилась.

– Правильно Даш, никто не должен уйти, – процедил Кинт сквозь зубы, загоняя в магазин патрон за патроном, и снова прицелился…

Когда Кинт свалил еще троих из остатков нападающих, со стороны строящейся лесопилки загрохотали револьверные выстрелы, один из парней, что толкал телегу рухнул как подкошенный.

– Так значит, не воины, ну-ну, – недовольно скривился Кинт, – артельщики значит с ними заодно… Хорошо, и этих проредим.

Кинт снова развернулся, уже в сторону лесопилки, и увидел, как за стропилами недостроенной крыши сидят трое и палят по спрятавшимися под телегой Дашу и еще одному парню, те отстреливаются, но безрезультатно, им просто не дают поднять голов. Кинт свалил одного за другим двух артельщиков, третий, быстро сообразив, юркнул в тень готовой части крыши. Оставшиеся пятеро всадников уже скакали прочь от поселения, но отъехав на недосягаемое для точного выстрела расстояние, остановились и стали наблюдать. Стрельба в стороне лесопилки продолжалась, зарядив остатками патронов из упаковки карабин, закинул его себе за спину, быстро спустился по лестнице, подбежал к одноколейнику, и схватив две чугунные чушки гранат из кофра, скрываясь за постройками припустил к лесопилке… Бежать было не так далеко, но стала беспокоить нога, она предательски отказывалась слушаться и Кинту пришлось перейти на шаг, дабы не упасть. Оказавшись на расстоянии броска, укрывшись за штабелем досок, Кинт зашвырнул на крышу гранату, и как только она грохнула, то сразу перебежал еще ближе, к небольшому окну, быстро заглянув в которое, он забрался внутрь и присел у стены, привыкая к темноте. Пахло порохом и страхом, чужим страхом… Сунув гранату за пояс, со штыком в одной руке и с револьвером в другой, Кинт стал пробираться к лестнице, что вела на чердак, и откуда доносились выстрелы, подумав, о том, что с некоторых пор он не любит чердаки. Вдруг под ногой Кинт ощутил что-то мягкое, присел и в полумраке разобрал три тела, у всех перерезано горло. Эти, похоже, не заодно со стрелками, – подумал Кинт, сунул штык за голенище, взвел гранату и швырнул ее в люк чердака, в направлении, откуда примерно доносились выстрелы, сгруппировавшись словно пружина, он дождался взрыва, быстро забрался по лестнице и высунувшись по грудь, повел стволом по сторонам, сделав еще два выстрела. Вылез на чердак, избавил от мук еще одного артельщика, выстрелив ему в грудь и внимательно осмотревшись, снял со спины карабин. Кинт все-таки умудрился на предельной дистанции свалить еще одного кочевника из тех, что наблюдали. Оставшиеся четверо пустили лошадей в самый быстрый галоп прочь от поселения…

Стало тихо, так тихо, что Кинт расслышал, как шумит река и кто-то переговаривается на улице. Выбравшись из здания лесопилки, Кинт пошел обратно к таверне, на ходу сунув в магазин еще один патрон. Подойдя к одноколейнику, он все надежно увязал, и, усевшись на сиденье, закурил трубку.

– Вот дожили… дорожный жандарм, пусть отставной, защищает одних кочевников от других, – сказал он вслух, выдохнув к небу дым, – скажи мне это кто лет десять назад…

Докурив, Кинт завел одноколейник, застегнул плащ на все крючки, повязал на шею и поднял на нос походный платок, опустил очки и выехал со двора таверны. Доехав до моста, Кинт крикнул:

– Даш, телегу-то откати, поеду я… и артельщиков себе ищите других, эти все вышли.

Когда телегу откатили, Кинт помахал рукой нет, не испуганному, скорее потрясенному произошедшим Дашу, переехал мост и, добавив мощности двигателю, поехал строго на восток, пыля по степной дороге…

Актур. Лазарет Святых предков

Доктор Мадат привел в чувства Сэт, но потом с помощью доктора Горна пришлось справляться с ее истерикой по поводу потери сына и старшей подруги Мадэ. Ее напоили большим количеством успокоительного и под присмотром прислуги оставили в комнате.

– И что, коллега, мы будем с этим делать? – доктор Мадат прохаживался по своему кабинету от стены до стены, заложив руки за спину.

Доктор Горн курил, стоя у окна… он вообще давно забросил эту, привычку, но у доктора Мадата был отличный вкус на табак, и доктор Горн соблазнился, да и нервы, дабы не стать самому подопечным этого заведения, нужно было успокоить. Маани же сидела в углу кабинета и пыталась разложить все услышанное от Сэт по полочкам сознания, с каменным лицом и периодически стекающими по щекам слезами.