Андрей Лях - Челтенхэм [litres]

Дин вспомнил Дикки Барселону.

– Господи боже! Что-то мне подсказывает, что это еще не все.

Мэриэтт кивнула:

– Правильно подсказывает. У отдельных избранных – можно даже сказать, сверхизбранных – есть еще один контур.

У головы на картинке выросла третья рогулина.

– Батюшки, – воскликнул Дин. – Зубец «Т»!

– Это не ментограмма, – охладила его пыл Мэриэтт. – Не будем замахиваться на классику.

– Так что же это?

– Это уже эффектор. И, между прочим, без первых двух он работать не может. Это орган прямого контакта, непосредственного взаимодействия. Область практически не изученная, и это понятно – слишком редкий материал. Но это, если хочешь, уровень чудотворцев. Или где-то рядом, в зависимости от степени даровитости. Так вот, у всех девятерых из твоего списка как раз и присутствует тройное сочетание, по этому поводу они и обследовались в Хэмингтоне. Были еще и другие, но их, как я поняла, уже нет в живых.

Еще кое-что любопытное. Англичан из них двое – это сам дедушка Ричард и граф Роберт.

– Потомок друидов.

– Вероятно. А вот все остальные – загадка. В целом как будто все нормально, но в ДНК отсутствуют некоторые маркеры, характерные как для Земли, так и для Тратеры. Ничего особенного, но происхождение их, скажем так, довольно туманное. Это, конечно, ровным счетом ничего не значит, но тем не менее. Соответственно, Соммерсеты и Солсбери – те, что в списке, – никакого отношения к британской знати не имеют. Еще, может быть, тебе будет интересно, что супруги Пэмбруки, граф и графиня – это брат и сестра. А твою знакомую Анну Скиафарелли на самом деле зовут Башаир аль-Таиф, я заглядывала в досье, и ее ДНК вообще ничего общего с Тратерой не имеет. Эта девушка в полном смысле слова неизвестно откуда.

Мэриэтт сделала паузу.

– А теперь, напоследок, главный сюрприз. Есть еще один человек, не входящий в твой реестр. Он тоже обследовался в нашем Институте.

– Неужели ты? – обрадовался Диноэл.

– Нет, мой дорогой. Это ты. И, в общем, у меня все.

Не зря Дин сознательно и старательно, не жалея усилий, уничтожал свою способность удивляться, оставив от нее лишь актерскую личину. Эта предусмотрительность выручила его в очередной раз.

– Вот это да, – пробормотал он. – Ничего себе. А дальше?

– Что – дальше? – пожала плечами Мэриэтт.

– Ну, как вся эта механика включается? Должна же быть какая-то инициация, какой-то тумблер…

– Ну, знаешь, ты слишком много от меня хочешь. Спроси сам у себя. Ничего не чувствуешь, сверхъестественный ты мой?

– Нет.

– Помочь ничем не могу. Поезжай в Челтенхэм и постучи головой о камень. Может, придет озарение.

Дин встал, подошел к доске и машинально стер с нее рисунок с рогатой головой.

– Я уже обдумывал этот вариант, – сказал он. – Смех смехом, но ведь ничего другого не остается. Если я не напутал с календарем, следующий вылет скелетников через сорок два часа. В пять утра… Время действовать, так что придется рисковать. Дай-ка я тебя поцелую, а то я что-то ослабел.

– Наконец-то, – сказала Мэриэтт.

Минут через пять они разжали объятия, и Диноэл сказал:

– Тут вот еще какая история. Я виделся с Олбэни.

– Не может быть! Где?

– В Дархеме, в аббатстве. Он там сейчас живет со своей Маргаритой – ну, помнишь, я рассказывал.

– Да, конечно, помню! И как там все было?

– Да, в общем, никак. Даже не знаю, что рассказывать.

Мэриэтт молчала, во взгляде у нее были перемешаны чувство вины, жалость и удивление, и Диноэлу волей-неволей пришлось продолжать.

– Я приехал, попросил доложить, сказал, что хочу встретиться. Ждать пришлось долго, думал, он вообще откажется – но нет. У них там для подобных свиданий есть специальная галерея, слева от входа, боковушка такая маленькая, посередине решетка. Он с одной стороны, я с другой, решетка заперта. Похоже на исповедальню в церкви – да, собственно, это и есть церковь.

– Как он?

– Да обыкновенно. Он и раньше ходил в монашеском балахоне, а теперь на нем и вовсе ряса, даже с капюшоном. Сел там на скамейку и молчит. Подойти, как ты понимаешь, нельзя. Ну я встал на колени и говорю: Олбэни, виноват, черт ее знает, как все вышло… А он приложил пальцы к губам – дескать, молчи, молчи, – вроде как кивнул, встал и ушел.

– И все?

– А тебе мало? Ну, ясное дело, надо было вырвать с корнем эту самую решетку, поскакать за ним на карачках по всему аббатству и кричать: «Прости, прости, отец родной!» Да, я этого не сделал. Ну, извини.

В ответ Мэриэтт снова придвинулась к нему, ничего уже больше не говоря, обняла, и так они молча сидели на лабораторном столе с подсветкой, в карантинном боксе, в шестой лабораторной зоне Хэмингтона.

Непосредственно Челтенхэмским замком у Диноэла занимался ныне покойный Кугль, превратившийся на Тратере в энтузиаста-краеведа. История пограничной крепости почему-то вызвала у него самый живой интерес. Планов челтенхэмских построек разных времен Кугль насобирал великое множество, включая самые древние и самые последние. При помощи специальной программы Диноэл эти схемы сканировал, обрабатывал, привязывал к карте острова, разносил по времени и шаг за шагом просматривал все изменения. Особенно ему нравилось прогонять свои построения на высокой скорости, заставляя стены, сараи и казематы кружиться, вырастать и отплясывать среди скал. А кружились они вокруг одной точки, одна-единственная деталь оставалась незыблемой во все времена – скромный квадратик, перерезанный центральной лестницей на теперешнем чертеже, так называемая Малая кухня. Ее пятнышко бурные потоки мирных и военных времен не задевали никак, от первой глостеровской усадьбы с гонтовой крышей до нынешней гранитно-бетонной «камбалы» Алурской крепости. Да и кухни там никакой никогда не было – так, неприметный тупиковый полуподвал, – а поди ж ты.

Диноэл помнил времена, когда они вдвоем сидели на Куинсмилл-роуд под когда-то желтой, потом перекрашенной в черный цвет, а потом и просто облезлой лампой, которую он втайне считал своим талисманом, приносящим удачу, и вглядывались в многократно правленные распечатки схем и разрезов со стрелками и пометками в криво очерченных кружках и овалах. Кугль обстоятельно и со вкусом рассказывал о своих открытиях.

– Подземные водозаборы существовали на Челтенхэме всегда, во все времена, и про этот, возможно, самый древний, я уверен, не знает даже Глостер. Вот, смотрите, это орудийный эркер, артиллеристская площадка с бойницами, так называемый «шотландский балкон», выступающий на юго-восток, где береговая линия подходит к острову ближе всего. Соорудил его еще прадед Ричарда, чтобы отражать атаки шотландцев со стороны Белого камня – в те времена война с Шотландией была, что называется, делом рутинным. Колодец пробили как раз за этим балконом, перед Малой кухней – она, кстати, и сейчас еще Малая кухня. Потом уже отец короля, Ричард-старший, построил в скалах два южных форта – Мостовой и Наклонный, необходимость в балконе отпала, пушки оттуда убрали, но колодец-то остался!