Андрей Лях - Челтенхэм [litres]

– Н-да… Ну, короче, спасибо, земляк. Я твой должник.

– Всегда пожалуйста… Ну что, пойдем потихоньку? Я что-то начинаю есть хотеть. Там не накормят?

Что собирался ответить Володя, так и осталось тайной, потому что в наушниках вновь прорезалась Анна-Башаир.

– Эй, вы как там? Живы? Что происходит?

– Да вот тут сидим на бережке, обсуждаем твою горькую женскую судьбу, – сказал Дин.

– Тьфу! – с чувством выразилась отставная герцогиня. – Был один псих на мою голову, стало два, – и отключилась.

Поохав, друзья поднялись и отряхнулись.

– А у меня нога чего-то, – сказал Володя. – Голеностоп, наследие спортивной молодости… Ладно, дохромаю как-нибудь. Прыжки проклятые…

Они обошли пакгауз и стали подниматься по все тому же склону спрессованной временем свалки.

– Так к кому мы идем?

– К Медузе Горгоне.

– А не окаменеем?

– Да нет, она девка с большими заскоками, но, в общем, беззлобная. Хотя это я так легко сказал – договоримся, но может и послать. Это как ей моча в голову стукнет.

Тут только Диноэл обратил внимание, что под ногами у них хотя и расколотая, хотя и заваленная мусором, но весьма солидных размеров мраморная лестница очень недурной работы. Оглядевшись, он обнаружил, что справа и слева, сходясь под равными углами, наверх вели еще две такие же, поделенные площадками с переломанными остатками мраморных же балюстрад и высоких бордюров.

Володя поймал его взгляд и грустно кивнул.

– В боковые стекла нашего автобуса вы видите руины паркового ансамбля дворца Кобургов… Кое-что я еще застал. Тут были цветники, наверху – розарий… Сейчас увидишь дом, собственно, от дома остался один библиотечный флигель, но представление дает.

– А почему у этих Кобургов такой разгром?

– Это длинная история, в двух словах не скажешь. Кобурги – это, брат, аристократия мира Проводников, старинные магнаты. В этих краях правил железной рукой Тифон Кобург, патриарх, каких мало. Я-то видел его уже стариком, и то скажу – дедушка был ого-го. Бородища, как у Деда Мороза, взгляд дикий… короче, впечатляет. Говорят, еще недавно сам ездил на все проблемные маршруты, сам во все вникал, шомпола вязал, всех держал – дай бог. Знаешь, есть такие умоисступленные первопроходцы-пассионарии – «винчестер» поперек седла, и поскакал в сторону заката… в дебри Уссурийского края – ну, ты меня понимаешь. Сгубил его тот самый переворот, переключение. В тонкостях я не разбираюсь, но петрушка такая: Глостеры твои, скажем, ничего особенного не потеряли – как был у них канал со скелетниками, так и остался. Ну, полетела информационная база – так Ричард теперь клиентов вдвое против прежнего набрал. А Тифон Кобург потерял все – ему все связи отрубило. Была империя, да вся вышла. Там с сыновьями у него еще вышел скандал, это я не очень в курсе, одни слухи – ребята отцовских талантов не унаследовали, в разборках участвовать не захотели и свалили – говорят, не без Родерика.

– Так это с Родериком были разборки?

– Ну да. Тифон попытался на новом месте обосноваться и попер, как всегда, нахрапом, а у Родерика планы наполеоновские, за каким лешим ему такой конкурент? Настоящая война разразилась. У Кобурга все надежды оставались на единственную дочь, вот эту самую Александру, к которой мы сейчас и идем, но и она его подвела – в самый разгар склоки у нее с Родериком приключился прямо-таки искросыпительный роман. Любовь волнует кровь. В общем, старичок от всех этих переживаний возьми да помри…

– Подожди, а почему она Медуза Горгона?

– Это один из их с Родериком загибонов. Спервоначалу у них была безумная страсть, романтика, что-то вроде хиппи. Потом, как я понимаю, этого показалось мало, и пошли извращения. Что они вытворяли – уму непостижимо. Ну и как я понял, однажды – это у них шел древнегреческий период – она его спрашивает: «А любил бы ты меня, если бы я была Медузой Горгоной? – А он ей отвечает. «Давай попробуем». Позвали генных инженеров, с Фессии, по-моему, там такие вещи – раз плюнуть, а у Родерика денег – куры не клюют, вклеили ей специально модифицированный симбиотический кусок ДНК, и готово дело – на голове целый змеюшник. Они у нее еще с эффектом хамелеона, цвет меняют – хочешь, Медуза блондинка, хочешь – брюнетка, хочешь – вообще не поймешь что. Оба были в восторге, но любовь ихнюю это не спасло…

Но тут подъем закончился, друзья оказались на верхней площадке, где сходились все три лестницы, и перед Диноэлом предстал библиотечный флигель дома Кобургов.

Ни на какой флигель и дом вообще, в понимании Дина, это сооружение похоже не было. Высотой метров в сорок, он стоял в отдалении среди впечатляющего вида руин и больше всего напоминал рубку исполинской подводной лодки, всплывшей в столь неожиданном месте. Вытянутый в длину, поставленный на высоком покатом цоколе, он был сильно сжат с боков, превращаясь в подобие толстой стены без единого окна, и так же воронкообразно расширялся наверху, словно архитектор планировал устроить на его крыше стадион с футбольным полем. Кстати, оголенные балки и остатки креплений на крыше говорили еще и о других конструкциях, не проявивших должной стойкости перед натиском времени.

– Видал миндал? – с гордостью спросил Володя. – Называется Ладья Осириса, или Колонна Осириса, точно не помню.

– Ничего себе, – сказал Дин. – Если это флигель, то какой же был дом?

– Дом был вокруг.

– Как это – вокруг?

– Вот так. Эта байда стояла внутри дома. Последнее выяснение отношений между Родериком и стариком Кобургом произошло в гостиной.

Дин только покачал головой.

– Да, масштабы тут у вас.

Их ожидал еще долгий путь по тропинке среди хаоса развалин.

– «Мы отстояли Сталинград, мы его восстановим!» – был такой плакатик в старину, – комментировал Володя, которому несладко приходилось с его вывихнутой ногой. Впрочем, своей экскурсоводческой энергии он отнюдь не утратил. – Жаль, не могу провести тебя через центральный вход – там завалено, а было все отделано хагальским кварцем, я вам доложу, закачаешься…

В итоге они очутились перед массивной дверью с ручкой в виде ребристого бронзового шара, постучали, и реакция не заставила себя ждать: дверь распахнулась практически мгновенно. На пороге стояла высокая молодая женщина с громадными, широко расставленными серыми глазами. Эти глаза уставились на пришельцев с таким напряжением и вниманием, какое уже граничит с безумием, а состояло это безумие, как сообразил Диноэл, из смеси доведенных до крайности ожидания и надежды. В первое мгновение Дину померещилось, что на голове у нее нагромождены большие бигуди, зачем-то утыканные речными раковинами, – но это были не раковины. Это были разинутые змеиные пасти. И принадлежали они не каким-то там декоративным змейкам – нет, на него смотрели в великом множестве полновесные гадюки, как и их хозяйка, замершие в напряженном ожидании.