Андрей Лях - Челтенхэм [litres]

– Вы опасный человек, сэр Ричард… или опасный фантазер, не знаю, что и думать… И каковы же ваши объяснения?

– Не знаю, как они прозвучат для вас, леди Джингильда. Впрочем, целиком полагаюсь на ваше добросердечие. Я наделен способностью читать древние книги – как мой отец, дед и все в нашем роду…

– То есть вы чернокнижник?

– Можно сказать и так. И вот в этих книгах открылось – уж извините за дурацкую формулировку, – что мне суждено жениться…

Ричард смолк и вновь смущенно поднял свои выразительные брови.

Джингильда по-прежнему внимательно смотрела на него, слегка склонив голову набок. Перед ней, в белой полотняной рубашке с широченными рукавами, расположился юноша с синими трагическими глазами, изломленная правая бровь много выше левой, нос, как топор, пышная шевелюра, неровно поделенная от лба странной залысиной, косая рыжеватая прядь через громадный лоб, острый клин подбородка, голос будто из центра земли, странно подвижная нижняя губа… «Горизонтальное какое-то лицо», – почему-то подумала Джингильда, и дальше ее внутренний голос многозначительно произнес: «Ой-ой-ой».

Тем временем Ричард, не встречая ни поддержки, ни сопротивления, продолжил:

– Дальнейшее не должно вас удивить, мадам. Совершив свое открытие, я немедленно сел на коня, и вот я здесь – полуживой, на заморенной лошади, но… – Тут он оглянулся в поисках нужных слов. – Леди, если бы я знал… Если бы мог представить вас… я пришел бы даже пешком, и не дожидаясь никаких пророчеств.

Джингильда осторожно откашлялась.

– Чрезвычайно мило, сэр Ричард. Но вы сказали, что есть еще какие-то причины?

– О, они очень банальны, здесь нет никакого чуда. В отличие от вас, миледи, я политический изгнанник и, естественно, ищу помощи за рубежом. Путь в Англию и во Францию мне закрыт, пока Маргарита на престоле… Она ненавидит мою семью и лелеет надежду объединить оба королевства под одной короной… на голове Анри. Буду откровенен, леди Джингильда, я связываю свои надежды с вашим братом, Шеллом, мои книги сулят ему великое будущее. Словом, я мятежник, бегущий, возможно, от плахи.

– Вы больше похожи на хитрого политика, сэр Ричард. И каковы же ваши планы?

В ответ Ричард вдруг захрипел так, что заплясало пламя свечей. Вышло не слишком натурально, но Джингильда почему-то не обратила на это внимания.

– Я смертельно простужен, леди Джингильда, у меня жар, сейчас я потеряю сознание и свалюсь с этого стула, вот какие у меня планы. Единое мне осталось упование это на ваше милосердие и лекарское искусство – отвары, травы… Прощайте, дорогая леди, извините, если что не так, был счастлив. Все, я падаю.

Про шприцы и ампулы в укладке, а также про осмотр лошадей Ричард предпочел временно забыть. Падать он не стал, а лишь выронил вилку, закрыл глаза и покашлял, но и этого оказалось достаточно. На лбу у него очутилась волшебная прохладная ладонь, раздался громкий голос: «Томас, сюда! Мария, постель и грелку!» – и с тем Ричард из мятежника и политика превратился в пациента, что почел для себя наилучшим выходом.

– Надеюсь, Джингильда объяснила вам мои намерения. Мне доподлинно известно, что Шеллу суждено стать королем и объединить Шотландию. Я хочу оказать вам поддержку, с тем, чтобы вы в дальнейшем поддержали меня. Клану Бэклерхорст нужны деньги, чтобы набрать людей и вооружить их. Прямо сейчас на перевале у меня лежат десять тысяч шотландских крон. Это лишь для начала, деньги – это единственное, в чем у меня нет недостатка. Знаю, вам противно брать английские деньги, чтобы оплачивать шотландскую кровь, но это единственный способ установить твердую власть и закончить ваши бесконечные междуусобицы. Кстати, ваш недруг, лорд Гамильтон, весьма охотно берет для тех же целей французское золото.

Его величество Иаков V и вдовствующая королева Одигитрия переглянулись. Для короля в словах англичанина крылся страшный соблазн – избавиться наконец от нищеты, бича их рода, и вдобавок хоть как-то потеснить ненавистных и зарвавшихся Гамильтонов. Что же касается Рыжей Гитри, то любое предложение, сулящее возможность продвинуть ее непутевого сынка на политической арене, звучало музыкой в ее материнских ушах. Ради подобного шанса она пошла бы на сделку не только с английским лордом, но и с самим дьяволом.

– Герцог, – сказал Иаков, – у нас откровенный разговор. Скажите, чего же вы просите за свои услуги?

– Я не ущемлю вашего патриотизма. Даже напротив. Мне нужен плацдарм для вторжения в Англию, мне нужно место для формирования моей армии, мне нужны ваши горные проходы. По ту сторону Джевеллина меня поджидает свора бешеных псов – бароны Южной Конференции, все они на содержании Маргариты и шагу не дадут мне ступить по родной земле. Я буду снабжать Шелла деньгами и оружием, я не попрошу у вас ни одного солдата, но дайте мне возможность дойти до Алурского графства. После этого мы квиты – ну, разумеется, до тех пор, пока Шелл не возьмется отвоевывать у меня Аквитанию.

Тут Глостер разразился глуховатым смехом, а Иаков и Одигитрия смотрели на него не сводя глаз.

– Кроме того, в залог дальнейшей дружбы Англии и Шотландии, я прошу у вас руки вашей племянницы леди Алисии Джингильды. Само собой, – тут Ричард слегка поклонился, – я готов ждать, пока вы убедитесь в серьезности моих намерений.

Граф Омерль, наследник и надежда могущественного клана Гамильтонов, главного соперника Бэклерхорстов в борьбе за верховную власть, был юношей скорее истеричным, нежели решительным, и зачастую выглядел скорее невольником и заложником своей высокой доли, нежели уверенным и целеустремленным исполнителем выпавшей ему роли. По этой причине он неизменно держался компании графа Марча – великана, гуляки, бретера и заводилы, вечно окруженного буйной ватагой горлопанов-забияк. Марч, однако, при всем том был очень и очень себе на уме, выгоду свою понимал прекрасно, и образ разгульного удальца служил ему в большей степени маской, согласованной и одобренной отцом Омерля, главой клана, Николасом Гамильтоном. Теперь же вся братия шумно ввалилась в крытый внутренний двор, и Марч заревел во всю мочь луженой глотки:

– Смотрите, смотрите! Француз и англичанин! Вот кто защитит честь Шотландии! Вот кто будет править нами!

Бэклерхорст, не меняя застывшего выражения лица, начал подниматься с места, но рука Глостера, как стальная скоба, придавила его предплечье к столу.

– Англия и Шотландия – родственные страны, – начал герцог своим лишенным выражения тоном, и все замолчали – публика быстро уразумела, что перекричать Ричарда – задача неосуществимая, в этом басе безнадежно растворялись любые вопли, все равно что лесному ручью тягаться с океаном. – В обоих государствах существует Божий суд. Омерль, давай решим наши противоречия на Божьем суде.