Дмитрий Григоренко - Сегодня никто не умрет [litres]

– Угу. Разведчики. Это от вас вонь со Отходника потянула?

– В ходе продвижения через Границу к Отходнику мы наткнулись на организованную бандитскую группировку, которая пытала и убивала гражданских…

– Это ты про сталкеров, что ли? – спросил получивший по физиономии.

– Цыц, Шмель. Не жужжи. Лучше проверь, не увязался ли кто за нашими великими разведчиками, – пролаял майор.

– Есть, – ответил Шмель и ринулся по нашим следам.

– Слепого возьми! – посоветовал вдогонку майор. Еще один боец, слегка наклонив голову, бросился за Шмелем. На шлеме у него болтался дорогостоящий прибор ночного виденья. Слепой, значит.

Кроме майора с нами остался еще один военный. Он отступил от Баранова, но оружие в сторону не отводил. Я заметил, вооружены они были АКМ – семьдесят четвертым. Конечно, кроме человека-глыбы с Абаканом.

– Товарищ сержант, с гражданскими понятно, что с подозрительной личностью?

Я даже не стал уточнять, о ком разговор. Морда уголовно-сталкерская стояла на коленях с поднятыми руками.

– Нанятый проводник.

– Да ну? С вероятным противником договоры заключаешь?

– Выполняю приказ. Имея цель, выбираю лучшие средства для достижения положительных результатов.

Майор оскалился.

– А если я его в расход?

– Вот этого не стоит, – тихо, но с угрозой произнес я.

Мы замерли. Хрип занервничал. Военный, держащий на прицеле сталкера и Баранова, хмыкнул.

– Не дергайся, сталкер. Друг моего друга – мой друг. Да и не охотимся мы на вас…

Выстрелы прекратили наш разговор.

– Пуля, всех четверых – в Банку. Ты, – майор ткнул в Хрипа, – не дури. Неволить тебя никто не собирается, но схватишься за пистолет – в расход пущу.

Он, раздав указания, ринулся в сторону звуков боя. Пуля же почесал нос и сказал:

– Делаем. Ставр заминок не терпит.

Хрип, что удивительно, молча подхватил край импровизированных носилок, вместо себя я поставил Рената. Сам же побежал рядом с Пулей. Хмм, мало я встречал в Зоне людей выше себя ростом. По плотности же этот парень был вдвое меньше. Кличка Жердь подошла бы ему больше. «И как под тяжестью бронежилета у него хребет не ломается? – подумал я. – Щеки запали, словно его морили голодом не одну осень».

– Вообще обнаглели бандюки, – пожаловался он.

– Далеко до Банки? – спросил я.

– Не-а. Главное, в аномалию не влезть.

Выстрелы прекратились. Я остановился, засомневался.

– Им помощь не нужна?

– Кому? – искренне удивился Пуля. – Майору? Поверь мне, лучше за бандитов переживай. Да и не полезут наши в бой. Так, отсекут преследователей.

Я понимал, почему отсекут, а не уничтожат.

И тут на меня накатило: «Душманом заделался. На Баранова гоню, что он не стрелял на поражение. Крутой стал». Лицо убитого мной бандита вдруг напомнило лицо солдатика, которого убил Чес. Пролетело полгода, и теперь я, военный, убил бандита. Радости – ноль целых, ноль десятых.

Меня повело. Даже при сдаче экзаменов так не плохело. Захотелось сесть, уставиться в одну точку и замереть. А лучше проблеваться. Вспомнились трупы в яме. «Что ж, по логике Чеса, надо найти себе оправдание. Вот и оно – яма, наполненная объеденными трупами сталкеров».

– Эй, ты чего шатаешься? Ранен? У нас медика в Банке нет, так что…

– Пуля, все нормально. Где ваша Банка? – отмахнулся я от него. Не со зла, просто реально было плохо. Скорость мы выдерживали высокую, и я понимал, что черные коробки зданий, выступающие метрах в семистах от нас, и есть злополучный НИИ «Метпром».

– Быстрый ты, как вша, – обиделся Пуля. Помигал фонарем. В ответ зажглись прожекторы.

– Ни фига ж себе, – ругнулся Баранов.

– Выключи, чтоб вас, черти в камуфляжах! – вторил ему Хрип.

Да, это была настоящая сила света. Нас подвели ко входу. Я начал различать наваленные мешки, за которыми стояли солдаты. Заметил, что оружие у них похуже. Тот же неизменный «калашников», но старая версия. Ворота были открыты, сломанные. Шлагбаум опущен, во дворе – боевая машина пехоты.

Ствол пулемета был направлен точно на гостей.

– Стой!

Это Пуля. Голос его изменился, стал увереннее. «Ну да, дома пацан, а перед своими надо понты колотить. Иначе уважать не будут».

Самое страшное: нас не останавливали, не спросили пароль. Нас уверенно подпускали к позиции, как раз под очередь из пулемета. «Может, он для декораций? Притащили с Отходника, выбрали тот, что не фонит, и поставили для отпугивания». Ствол на БМП задвигался.

– Так и кирпичей можно наложить, – тихо прокомментировал Ренат.

– Ждите, – нам наконец-то ответили.

Хрип же взъярился:

– Чего ждать?! У нас раненый!

Я осматривал научно-исследовательский институт. Слева – трехэтажное здание, с рисунком на стене. В темноте я не мог различить, что именно там изображено. На крыше здания, если я верно понимаю, должен был сидеть снайпер. Справа же расположились два ангара. Больше ничего не видно было. Ночь жадно оберегала свои владения, с упорством клептомана пряча все под покрывало темноты.

– Пуля, реально, какого мы стоим? – окрысился я.

– Много гонора. Громкость убавь, – раздалось сзади. Е-е-е-е! Я опять не заметил появления майора и его группы. Он приблизился, толкнул меня со своего пути и дал распоряжение:

– Оружие оставить на мешках. Все оружие. Больного – в Мышеловку. Доктора у нас нет, я сам посмотрю.

– Есть доктор, – ответил я и заметил, как недовольно дернул плечом командир. Я добавил: – Товарищ майор.

– Пять минут, – рявкнул он.

Мы уложилась в три. Совместная цель заставляла работать, а не пререкаться. Бортник, для меня просто морщинистый, стал общим подарком судьбы. Хрип без всякого протеста скинул пистолеты и трофейное оружие, Ренат даже бронежилет сбросил. Устал.

Под медпункт здесь приспособили одноэтажное здание с заколоченными наглухо окнами. Все верно: и вносить больного удобно, и свет, который был необходим мне, не нарушал светомаскировку.

Бортника уложили на операционный стол. Я быстро оценил наличие медикаментов. Странно было видеть в Зоне шкафчик со стеклянными боками, выкрашенный в белый цвет, – видимо, из старых советских запасов, стол с журналами, стулья, несколько табуретов. Отдельно – ящик, в котором стояли бутылки с прозрачной жидкостью. Я начал осмотр сталкера.

– Ну что? – не выдержал Хрип.

– Ушибы, многочисленные гематомы мягких тканей. Наверняка сотрясение головного мозга… Вот и нашатырь. Сначала обезболивающие.

Шприц. Ампулы. Укол. Баранов и Хрип крутились вокруг, раздели сталкера, нашли рваное одеяло. Я же приготовил капельницу, с удовлетворением обнаружив наличие растворов на любой вкус: и глюкозу, и рингер.

Морщинистый начал приходить в себя. Он отвечал на вопросы. Особенно странно он реагировал на меня. Видимо, не мог понять, как военный с блокпоста оказался доктором.