Дмитрий Лазарев - Вирус Зоны. Фактор человечности

Сам-то командир, похоже, был весь в себе, делая очень важный выбор, зато круглолицый, избавленный от этого бремени, заметил мое на пару секунд изменившееся выражение лица.

– Ты шо там? Неначе привидение побачив!

– Почти, – тихо ответил я. – Почти… Так, вспомнил кое-что… очень неприятное.

Вот интересно, говорить мне командиру или нет, что он скоро в буквальном смысле сгорит на работе? Нет, лучше пока не надо – мой пророческий дар для ФСБ сейчас абсолютно лишняя информация. Даже для правильной ФСБ, непричастной к заговору.

Но пока я думал, командир свои размышления закончил и сказал быстро, видимо, боясь, что передумает:

– Подполковник Калашников. Заместитель начальника управления.

Я с шумом выпустил воздух через рот. Свершилось! Прозвучала правильная фамилия, хорошая. По моим сведениям, Калашников как раз был тем, кто вполне искренне старался докопаться до сути творящейся последнее время чертовщины. У меня почти не было сомнений, что командир сказал правду. Я такие вещи и всегда-то хорошо чувствовал, а сейчас особенно. Может, мой пророческий дар и таким тоже образом себя проявляет, только я этого пока не понимаю?

– Калашников, говорите? Хорошо. Из списка заговорщиков я назову одно имя, которое должно быть вам очень хорошо известным. Начальник управления «А» полковник Сердитых…

Немая сцена…

Окрестности Нижнего Новгорода

Поездка заняла почти восемь часов. Естественно, по трассе получилось бы гораздо быстрее, но эфэсбэшники осторожничали – пробирались все больше второстепенными дорогами, вплоть до проселочных. А с учетом того, кто за нами охотился, у меня язык не поворачивался их упрекнуть. Несмотря на временами довольно сильную тряску, регенерация делала свое дело, и моя рана почти зажила. Нет, она ныла, конечно, да и смотреть на мое плечо было пока еще жутковато, но теперь уже ее полное заращивание было делом совсем небольшого времени. Это, кстати, произвело на наших конвоиров довольно-таки сильное впечатление.

В течение поездки отношение оперативников ко мне переменилось. Разумеется, я не рассказал им всего: меньше знаешь – крепче спишь. Хотя если заговорщики пронюхают, что они меня везли, их все равно уберут, просто на всякий случай, подстраховки ради. Рассказывал я больше о себе. О том, как я оказался втянут во всю эту катавасию, о некоторых своих способностях (не о предсказательских), о том, кого я потерял и откуда получил информацию о заговоре. О его сути я тоже не особенно распространялся – ребятам вообще-то жить еще, а с подобным знанием оно проблематично…

Еще их интересовал Сид. Тут уж я рассказал почти все, что знал, сам при этом неприятно удивившись, как мало мне о нем известно. Они были одновременно ошеломлены и разочарованы. Ошеломлены калибром врага, который нам всем противостоял: похоже, его считали просто главарем Новых-террористов, обладающим кое-какими паранормальными способностями. Я поспешил развеять это их заблуждение, чтобы не было недооценки противника. А разочарованы малым количеством информации о нем. Их настойчивые вопросы о главе НМП навели меня на мысль, что я и Лариса были не единственной целью этой группы и что они замахнулись на действительно крупную цель. При всем уважении к ФСБ, полагаю все же, что Сид им не по зубам. Этого, впрочем, я им говорить не стал.

От них же я узнал о таинственной Новой, что навела их на меня и Ларису. Этот рассказ меня слегка озадачил. Она не была «лояльной», иначе бы не пошла к эфэсбэшникам, а привела в импровизированную лабораторию армию своих. Не работала она и на Сида, поскольку сотворила то, что уж никак не укладывалось в планы главы НМП. И ее фраза «Не все Новые на одной стороне»… Это еще как понимать? У них раскол? Те, кто с Сидом, и те, кто… с кем? Она назвала Сида Пауком. Насколько я знал, паук – его изначальная специализация, которую он давно перерос. Но прозвище осталось. Сид – это его «партийная кличка» в НМП. А Паук? Кто лидер тех Новых, что не входят в организацию Сида? Куча вопросов без ответов, но весьма интересная информация для размышлений: в перспективе Новый, противостоящий Сиду, мог бы стать хотя бы временным союзником…

Три последних часа я занимался Ларисой. Вернее, пытался заниматься. Успокоительное по моей просьбе ей колоть перестали, а я пытался прощупывать ее с помощью своего пророческого дара, надеясь узнать, какого еще подвоха ожидать от нее и от заложенной Сидом программы. Не узнал ничего – либо программа эта себя исчерпала (во что я не очень-то верил), либо дар мой пророческий в очередной раз барахлил. Конечно, он во мне еще только пробуждался. Насколько я помню, Алина поначалу с ним очень мучилась: капризный, нестабильный, с трудом поддающийся контролю. Потом все, конечно, наладилось, но на это понадобилось немало времени. А я и сейчас, имея дар пророка, не уверен, что время у меня есть. Вдобавок Алина даже почти через год своего пророческого стажа жаловалась, что со мной ее способности периодически дают сбои. Тогда мы решили, что все дело в моей сути сувайвора (даже двух сувайворов, учитывая кровь профессора Воскобойникова, которую я себе вколол), и, вероятнее всего, были правы. А Сид – этот даже покруче будет. Не исключено, что в вопросах, касающихся его, мой дар будет пасовать.

В итоге единственное, чего мне удалось добиться, – это заглушить вживленный Ларисе «маячок», по которому глава НМП всегда мог ее отыскать. Я понятия не имел, как его можно извлечь и можно ли в принципе, но способ временного подавления нашел. Правда, для этого мне приходилось постоянно держать ее под действием глушения малой интенсивности, что поначалу было несколько затруднительно, но потом я научился делать это практически на автомате. Вот на этой условно оптимистичной ноте поездка наша и подошла к концу.

Место, где мы остановились, настолько не соответствовало моим ожиданиям и настолько не походило на офис управления «А» ФСБ, то я сперва здорово удивился, и только потом до меня дошло, что после моей информации о полковнике Сердитых везти нас в управление было бы верхом глупости. Это место было, похоже, чьей-то дачей, и я готов был спорить, что владелец дачи – подполковник Калашников. Я вышел из машины сам и даже без наручников, а потом помог сойти Ларисе – она еще не до конца оправилась от успокоительного.

Командир (он же – Дмитрий Седых, как я узнал, когда несколько растаял лед недоверия) ушел в дом докладывать о нашем прибытии, а остальные члены команды, с которыми я тоже успел познакомиться, остались с нами. Лариса стояла, тяжело опираясь на мою руку, а я пытался продумать стратегию предстоящего разговора с подполковником Калашниковым и одновременно принять одно очень важное решение.