Роберт Хайнлайн - Звездный десант

Я хотел было сказать, что Кармен даже в крайнем случае станет не меньше чем программистом на станции слежения — в математике она действительно сильна. Но он продолжал:

— Стало быть, посадили меня тут, при дверях, чтобы таких, как вы, отсюда спроваживать. Вот гляньте-ка.

Он повернул кресло, чтобы мы могли убедиться, что у него действительно нет обеих ног.

— Пусть, к примеру, вас даже не забросят на Луну копать туннели или не сделают из вас морских свинок для изучения новых болезней; ну найдутся у вас все же кой-какие таланты. Может быть, даже удастся сделать из вас настоящих бойцов. Так поглядите на меня. И с вами вполне может то же самое стрястись… если только не отыщете во цвете лет свои два квадратных метра и вашим родичам не отстукают депешу — мол, глубоко сожалеем… А это, я вам скажу, бывает в наши дни гораздо чаще — хоть в бою, хоть на учениях, раненых сейчас считай что нет. Ну, отбросите копыта, сунут вас в гроб, да и все дела… Я-то — дело особое, мне повезло… хотя, по-вашему, может, везеньем это и не назовешь.

Он помолчал, затем добавил:

— И чего вам на месте не сидится? Пошли бы спокойно в колледж, стали бы химиками, или страховыми агентами, или еще кем… Срок службы — это вам не скаутский лагерь, а самая что ни на есть настоящая военная служба. Грубая, опасная — пускай даже у нас нынче мир… От военного времени всяко не шибко отличается. И ни тебе каникул, ни приключений, ни романтики… Так как оно?

— Я пришел поступить на службу, — ответил Карл.

— И я тоже.

— Так ведь род службы не вам выбирать, это вы понимаете?

— Но наши пожелания все же сыграют какую-либо роль? — уточнил Карл.

— Сыграют, а как же. Это последнее, о чем вы можете просить до конца срока. Офицер по кадрам обратит на это внимание. Первым долгом проверит, не запрашивали ли на этой неделе, скажем, стеклодувов-левшей, если ты напишешь, что именно такую работу счастлив будешь выполнять, а затем с неохотой признается, что такое место есть, скажем, на тихоокеанском дне, и уже после станет проверять твои способности и подготовку. Один шанс из двадцати, что ему придется согласиться с тобой и ты получишь что хотел… пока какой-нибудь шутник из отдела распределения не выдаст тебе предписание для чего-нибудь совершенно противоположного. Ну а в других девятнадцати случаях кадровик оглядит тебя со всех сторон и найдет, что ты как раз тот, кто им нужен, — именно ты пригоден к тому, чтобы провести полевые испытания новой модели системы жизнеобеспечения в условиях планеты Титан…

Сержант помолчал.

— А на Титане, доложу вам, холодно! И диву даешься, как часто отказывает это экспериментальное оборудование! Но как ни крути, а полевые испытания — штука нужная; в лаборатории ведь всех условий не подберешь…

— Я буду специализироваться по электронике, — твердо сказал Карл. — Если для этого есть хоть какая-нибудь возможность.

— Ага. Так и запишем. А ты, парень, что будешь?

Я было засомневался, но вдруг до меня дошло: если сейчас не решусь, придется всю жизнь гадать — стою я чего-нибудь или просто «папенькин сынок».

— Я бы все же попробовал.

— Ну ладно. Только не говори потом, что тебя не предупредили. Метрики при вас? Давайте сюда. И дипломы — тоже.

Через десять минут, еще не приведенные к присяге, мы были на верхнем этаже, и нас принялись ощупывать, простукивать и просвечивать. По-моему, врачи нарочно задались целью отыскать у нас хоть какую-нибудь хворь. А уж если им это так и не удастся, то считай — годен!

У одного врача я спросил, много ли народу отсеивают по физнепригодности. Он страшно удивился:

— То есть… Нет, мы никого не отсеиваем! Да и по закону не положено.

— Как?! Но, извините, доктор, я имел в виду… Зачем же тогда вот так страху нагонять?

— Ну, некоторая надобность есть.

Он сделал паузу, чтобы треснуть меня резиновым молоточком по колену. Я в ответ слегка лягнул его.

— Надобность есть. Хотя бы для того, чтобы определить, какие обязанности вы в силах исполнять. Но если даже кто-нибудь приедет к нам в инвалидном кресле, будет в придачу слеп на оба глаза и достаточно туп, чтобы настаивать на поступлении, то и для него дело найдется. Скажем, считать на ощупь пушинки у гусениц. Непригодным может оказаться только тот, кому психиатр даст заключение о том, что он не в состоянии понять, о чем сказано в присяге.

— А-а… Доктор, а вы уже были врачом, когда поступали на службу? Или вас признали годным и уж после отправили учиться?

— Я?!

Он был оскорблен.

— Юноша, неужели у меня настолько глупый вид? Я — вольнонаемный. То есть штатский.

— Извините, сэр.

— Пустяки. Но — вы уж мне поверьте — воинская служба подходит только людям с психикой муравья. Я вижу, как они уходят и как возвращаются… если вообще возвращаются. Вижу, во что они превращаются… И — ради чего? Ради пустой формальности. Ради политической привилегии, за которую им не заплатят ни цента. Да большинство из них просто не в состоянии как следует ею воспользоваться! Дать бы власть медикам… Ну ладно. Можете считать мои слова государственным преступлением, изменой, подстрекательством или как там это называется, — однако знайте, юноша: если бы соображаловка у вас хоть чуть-чуть работала, вы уже бежали бы домой, пока не поздно. Эти бумаги следует отдать тому сержанту на входе, и… помните, о чем я вам говорил.

Я вернулся к ротонде. Карл был уже там. Сержант космофлота глянул в мои бумаги и мрачно изрек:

— Оба здоровы до отвращения… Если не считать вакуума в голове. Минуту. Сейчас позову свидетелей.

Он нажал на кнопку. Тут же явились две секретарши. Одна — старая боевая кляча и другая — немногим симпатичнее.

Сержант ткнул пальцем в наши бумаги и официальным тоном сказал:

— Я настоятельно предлагаю вам, каждой в отдельности, изучить эти документы, определить, чем они являются, а затем — каждой в отдельности — определить, какое отношение каждый из этих документов имеет к двоим находящимся здесь мужчинам.

Они восприняли задание как нудную рутину — да для них наверняка все так и было. Тем не менее каждую бумагу они тщательно осмотрели, затем — еще раз! — сняли с нас отпечатки пальцев. Та, что посимпатичней, вставила в глаз лупу, как у ювелира, и сличила отпечатки от рождения и до сегодняшних. То же самое — и с подписями. Копалась она так долго, что я уж начал сомневаться в самом себе!

Наконец сержант спросил:

— Подтверждаете ли вы, что эти люди способны принять присягу?

— Мы свидетельствуем, — начала старшая, — что медицинское заключение о каждом из них было в установленном порядке составлено компетентной полномочной медицинской комиссией. Психиатры заключают, что каждый из этих людей находится в здравом уме и трезвой памяти, также ни один из них не находится под воздействием алкоголя, наркотиков, других подавляющих волю химикатов либо гипнотического внушения. Таким образом, эти люди могут быть приведены к присяге.