Влад Поляков - Осколок империи [litres]

Но лишние полчаса-час жизни он себе урвал. Наверно. Есть смысл как бы поверить, а под это дело вынуть из него то, чего в архиве может и не существовать, до чего придется добираться окольными путями. В общем, проверим, есть шансы.

– Допустим. Но тогда скажи мне, будущий «информатор РОВС», что ты знаешь об агентах ОГПУ, в РОВС внедренных? Про Скоблина и его женушку мне уже известно, хотя и насчет них дополнительная информация лишней не станет.

Неприятный сюрприз, да? Это я про то, что Руцис никак не ожидал того, что мне известно о Скоблине. Сейчас ему, борющемуся за собственную жизнь, было сложновато держать лицо. Вот и не удержал, показав тем самым, что про Скоблина знает. И хватило ума понять, что я это сразу заметил.

– Если вам и так известно про Скоблина, то что я могу добавить? И, может, меня развяжешь?

– Рано, – отрицательно покачал я головой. – Да и мне спокойнее. Не будете дергаться, если дергаться попросту невозможно. А насчет Скоблина известно многое, но не все. К примеру, нужна его агентурная кличка, личность вербовщика. Да и другие агенты, вами завербованные. Сейчас есть лишь догадки, хочется их подтверждения.

– У него и спросили бы!

– Не заставляй принимать тебя за дурака, Руцис! Ты совсем не такой. А Скоблин сейчас – канал для слива вам, чекистам, ложной информации. Нельзя его мелкими ломтями резать, хоть и очень хочется. Говори давай, если хочешь получить что-то более приятное, чем смерть, обставленную оч-чень неприятными процедурами. Ты ж из иностранного отдела, да еще озабоченный сбором компромата на коллег. Наверняка что-то да знаешь, слышал краем уха. Или по-хорошему у нас не получится?

Привязанный к креслу чекист изобразил недовольство, но ничего сверх оного. Понимал, что если хочет успешно провернуть свою идею с ложной подпиской, то перед этим надо делом доказать свою нужность и важность.

– Сейчас только слова. Остальное потом, – выдавил из себя чекист. – Часть есть в архиве, часть нужно будет достать у тех, на кого у меня компромат. Копии, не оригиналы.

– На другое я и не смел рассчитывать. Давай уже. Не делай вид, что ежика против шерсти рожаешь через известное место. Сам захотел свою шкуру спасти, вот и не привередничай.

– Скоблин, кличка Фермер, завербован своим бывшим однополчанином Петром Ковальским с предварительным влиянием жены. Сентябрь прошлого, то есть тридцатого года. Достаточно?

Я кивнул, подтверждая это. Действительно, подобной информации хватит для того, чтобы, при наличии желания, раскопать действия в то время Скоблина с супругой и найти компрометирующие генерала встречи с агентом ОГПУ. Благо личность его теперь известна. Дальнейшие действия очевидны. Надавить на Плевицкую, она женщина артистического склада, нервная и экспрессивная, к подобному стилю бесед не привыкшая. Сломается и выдаст всех и вся. Ведь предавший однажды, второй раз делает это куда легче. Сломанные души, что тут еще можно сказать.

– Одним Скоблиным вы не ограничились. Мало! Назови другие фамилии, чекист…

– Дьяконов Павел, тоже генерал, а еще и масон. Там, в этой среде, у нас позиции хорошие, потому было легко завербовать. Работал на нас еще с двадцать четвертого. Вы его подозревали, но он сумел оправдаться. Помогло знакомство с этим вашим Кириллом Владимировичем Романовым, целым великим князем, – издевательски процедил Руцис. – А он ведь лично принимал участие в похищении бывшего главы вашего РОВС, Кутепова. Руководил похищением Серебрянский Яков Исаакович. Были еще два его агента. Французские коммунисты. Имена…

– Сейчас запишу. На слух имена лягушатников плохо воспринимаю.

Та-ак, а вот теперь точно не забуду! Хорошие имена, в том смысле, что этих агентов не ликвидировали, аки отработанный материал. И с ними никто из боевиков РОВС церемониться точно не станет. Они просто исчезнут и очнутся в глухой деревне или в подвале одного из трущобных строений. Там и расскажут всю свою жизнь, исповедуются во всех прегрешениях в надежде на смерть быструю и не лютую. Остается лишь передать информацию куда надо, а это… самое сейчас сложное. Хотя не помещали бы и документы. Об этом я и поинтересовался у Руциса. Ответ последовал почти мгновенно:

– Прямых нет, только обрывки. Но могу достать его отчеты о похищении. Я многое могу!

– Хорошо. А из новых? Наверняка пытались кого-то внедрить «на перспективу», чтобы с низов. Вот как я у вас.

– Знаю только одного, – вздохнул чекист, понимая, что я отступаться не собираюсь. – Абрамов Николай. Сыночек Федора Абрамова, заместителя председателя РОВСа. Вот его мы и внедрили, чтобы «с низов» начал. А сейчас можно водички и покурить?

– Можно… А заодно и расскажешь, почему да как.

Развязывать я чекиста не стал, это очевидно, но напоить и сунуть в зубы прикуренную папиросу – всегда пожалуйста. Мысли же были заняты другим. Руцису все же удалось меня удивить. И кратенький рассказ о сыне белого генерала, истинного патриота России, заставил недоумевать еще больше. Это же надо было, зная своего отца и его вклад в борьбу с красной чумой, стать… вот этим.

Стать предателем своей крови, рода, при этом не получая от советской власти ничего, помимо положения «лишенца». Не понимаю!

А «лишенец» – это страшно. «Лишенцы» были, по сути своей, лишены практически всех прав, являлись людьми даже не второго, а третьего сорта по отношению к разным там «товарищам». Кому же досталось подобное клеймо? О, это отдельная матерная песня!

Как мне удалось выкопать в архивах ОГПУ, по переписи двадцать седьмого года их было более трех миллионов человек. Чудом оставшиеся в живых офицеры, священники, служащие Российской империи, занимавшие пусть самую малую, но все же ступень в табеле о рангах, купечество. И, само собой разумеется, члены их семей. Все члены семей. В общем, те, кто отличался умом, знаниями, талантами, способностями. Именно их объявили изгоями и не заслуживающими ничего в сравнении с «лучшей частью советского общества».

У них отняли всё. Объявленные «лишенцами» не могли получить высшее образование, часто фактически лишались права проживать в Москве и Санкт-Петербурге, нынешнем Ленинграде. Мало того, они не имели права получать пенсию и пособие по безработице. Дескать, если хочешь – иди с протянутой рукой, кончай жизнь самоубийством или просто сдохни под забором от недоедания.

Ну и тому подобные нюансы вроде запрета вступать в профсоюзы, ведь не члены профсоюза не допускались в руководство промышленных предприятий и организаций. Ах да, еще им либо не выдавались продуктовые карточки, либо же выдавались по самой низшей категории.

Дальше – больше. В середине двадцатых началась кампания по выселению «лишенцев» даже из поганых коммуналок и бараков. Дескать, вперед в голую степь, на помойки и в прочие места, самым лучшим образом подходящие «эксплуататорам». А еще краснопузая сволочь и на их детях решила отыграться. Ведь они, даже родившиеся уже в СССР, носители неправильной, дурной крови. Той самой, которая не склонна лебезить и пресмыкаться перед возомнившим о себе сбродом из люмпенов и прочих маргинальных элементов.