Влад Поляков - Осколок империи [litres]

– Вам все равно не победить нас! – сорвался в откровенную истерику теперь не только проигравший, но и жестоко униженный сущностью победителя (не системы, а именно одиночки) чекист. – Вы уже проиграли в Гражданскую! Все ваши честь, совесть, благородство – они лишь балласт, тлен! Выживают в нашем мире лишь те, кто отказался от принципов. Надо предать – предай! Убить тех, кто считает тебя другом – убей! Только тогда ты будешь иметь настоящую власть. И мы – ее имеем! А вы вымрете, как динозавры и мамонты… Вас уже почти съели торгаши. А мы, используя их для уничтожения вас, уничтожим их. Они за деньги продадут нам веревку, на которой мы их и повесим! Мы – будущее! Мы – интернационал! А вы – раковая опухоль Европы!

– Читал я вашего Маркса, и про его ненависть к России знаю. Неприятного тебе путешествия в Ничто, выродок.

Пуля, вошедшая прямо в центр лба, оборвала очередной полузвериный вопль. Да-а, перед смертью действительно все маски оказываются сброшены. Вот и Руцис сбросил. Показал свое истинное нутро, ненавидящее всех, кто не относится к его коммунистической секте.

Легко кстати, отделался, тварь, скрывающаяся под человекоподобной оболочкой. Но я обещал. Архив взамен на легкую смерть и невмешательство в дела его семейки. Слово дано, его надо выполнять. Так что заканчиваем с головами, фотографируем получившиеся декорации со всех ракурсов и… И пора отсюда, больно уж тут смердит смертью и ненавистью. В конце концов, у меня еще много дел.

В дни, последовавшие за «резней в Филях», как ее назвали чуть позже иностранные газеты – да, мне все же удалось закинуть распечатанные фотографии на территорию посольств, причем самым банальным образом, запустив в качестве снаряда из импровизированной пращи – я сидел тихо и старался особо не выделяться. Хотя понятие «не выделяться» применительно ко мне имело несколько отличный от стандартного смысл.

Дело было в том самом документе, отосланном Руцисом непосредственно Менжинскому. Высказанные в нем опасения сбылись, автор мертв вместе с теми, с кем собирался встретиться и кого считал своими единомышленниками. А это, извините, серьезная, крайне внушительная заявка на истинность изложенного. Доказательство косвенное, но в подобных делах прямые всплывают крайне редко и уж точно не на начальной стадии.

Менжинский, по доносящимся до меня слухам, рвал и метал, что было крайне редким явлением, учитывая его спокойный, почти невозмутимый характер. Но, видимо, этот удар оказался слишком сильным и болезненным. Как ни крути, а погибли пять действительно значимых чекистов. Они не занимали публичных постов, но были влиятельными фигурами в неофициальной «пирамиде власти» ОГПУ. Трое из иностранного отдела, по одному из особого и специального отделов, плюс двое убитых ранее сотрудников особого отдела, тоже не из рядовых.

Потому и собралась очередная коллегия, на которой перед начальниками отделов были поставлены естественные в такой ситуации, но сложноразрешимые задачи: найти, покарать, не допустить дальнейшего развития ситуации.

А кого искать? Никаких конкретных следов, лишь докладная записка Руциса, где масса намеков на сторонников Троцкого, но с конкретными доказательствами тоже беда. Тронуть эту еще очень влиятельную партийную группу? Можно, но лишь после санкции с самого верха. А там с принятием решения пока тянули, опасаясь последствий. Ведь часть командиров Красной армии – самые что ни на есть активные сторонники высланного Троцкого. Не все, но многие.

В общем, положение Менжинского можно было описать словами: «Хоть хочется, да колется… и партия пока не велит». Не велит начинать профилактические аресты троцкистов и в застенках выбивать из тех признательные показания, согласно давней чекистской забаве. Приходилось работать более тонко, искать настоящие доказательства причастности. А с этим, как уже говорилось, было плохо. Совсем плохо. Никаких явных следов, никакой конкретики, ничего. В таких случаях многие готовы рыть землю руками, ногами и рогами, лишь бы успокоить пребывающее в состоянии крайней степени ярости начальство.

Не был исключением из правила и глава иностранного отдела Артузов Артур Христианович. К тому же он, в отличие от многих и многих своих коллег по ВКЧ-ОГПУ, умел главное – думать и анализировать. И делал это хорошо, тому свидетельства – печально известные операции «Трест» и «Синдикат», в результате успеха которых очень сильно пострадал РОВС, ну а находящиеся на территории СССР антисоветские группы были уничтожены почти под ноль. Да и захват Савинкова был серьезным ударом для антибольшевистской эмиграции.

Опасный человек, очень опасный. Как на мой взгляд, так и вовсе представляющий наибольшую угрозу среди всех чекистов. Даже нынешний председатель ОГПУ, Менжинский, до него не дотягивал. Мешали как болезнь, как и некоторая инертность Вячеслава Рудольфовича, его излишняя склонность к сибаритству. Впрочем, все это так, нюансы.

Что же тогда главное? То самое умение Артузова видеть мельчайшие детали, способные представлять интерес для порученного ему дела. И этой самой деталью оказался я. О нет, не в плохом для меня смысле! Полное отсутствие подозрений в мой адрес, ибо взяться им было попросту неоткуда: ни следов, ни мотивов. Более того, от смерти Руциса я в амплуа Алексея Фомина очень многое терял. Ведь покровители такого масштаба на дороге не валяются, особенно учитывая то, что с «товарищами» из особого отдела у меня после «инцидента Сомченко и Халилова» не всегда были нормальные отношения. Точнее – не со всеми.

Не-ет, меня в причастности ко всем этим смертям подозревать было с точки зрения как логики, так и эмоций откровенно глупо. Молодой чекист-карьерист, на самом начале взлета стреляющий себе в ногу? Бред. Потому я интересовал Артузова совсем по иной причине. Он, как я предполагал, надеялся, что с моей помощью сумеет разобраться с докладом Руциса, перейдя от прозвучавших там предположений к реальным фактам. По-хорошему, спрашивать надо было самого Руциса, но тот того, помер. Зато упоминалось мое имя в качестве участника разработки версии о причастности «товарищей» троцкистской направленности. Ненавязчиво так, почти мельком, но и это было ниточкой к возможному открытию столь интересной Артузову тайны.