Влад Поляков - Осколок империи [litres]

– Хорошо проявил, очень хорошо, – как китайский болванчик закивал бывший красноармеец и нынешний милиционер. – За беспощадность к врагам революции товарищ Лайманис, комроты, перед строем часами наградил, с дарственной надписью.

– Беспощадность… Это как?

– П-примером показал, что нельзя щадить не только самих беляков, но и тех, кто скрывает их раненых у себя в домах.

– Понятно. Революционная сознательность в действии… И да… Горячий тебе привет от белой эмиграции.

Наган отплюнулся очередной пулей, на сей раз нацеленной в сердце. Наверно, мне просто захотелось сохранить выражение безмерного удивления на лице очередного подонка, пусть и мелкого масштаба в сравнении с теми же Руцисом или там Лабирским.

С помехой закончено, еще минимум час у меня есть. Уверен, что есть, легавый не врал. Он тогда еще пожить хотел… Но и задерживаться мне тут смысла нет. Тем паче и осталось немного.

Возвращаюсь в комнату с еще живым чекистом и снова избавляю того от кляпа, заодно сообщая:

– Была милиция. Предложил уйти, а они не послушались. Вот и не стало милиции. Да ты и сам должен был слышать, стены тут звук неплохо пропускают.

– Слышал…

– Вот и прелестно. Теперь осталось последнее. Архив! Ты назовешь место его хранения сейчас. А взамен умрешь быстро и без мучений.

– Я уже.

– Ты уже всё. Неужели думал, что я куплюсь на этот обман, блеф, как его называют игроки в покер. Впрочем, я могу рассказать тебе альтернативу, которая реализуется, если я не получу архив. У тебя большая семья, Руцис. Что-то у тебя глазки заблестели нехорошо! Неужто вспомнил про метод взятия «заложников», столь любимый вашей проклятой Чека и вообще советской властью? Точно вспомнил, не отпирайся, – улыбнулся я чекисту, понимавшему, что я не сильно обременен правилами «рыцарской войны» по отношению к таким своим врагам, про мораль и принципы вообще не ведающим. – Так я тебя обрадую, я с детьми не воюю в принципе, а с женщинами до тех пор, пока они сами не берут в руки оружие в прямом или переносном смысле. Ага, понял, значит…

А чего ж Руцису не понять-то! Его женушка была не абы кем, а тоже сотрудницей ВЧК, пусть и в далеком революционном прошлом. Да и во времена до семнадцатого года являлась активным членом партии большевиков, имела прямое отношение к помощи их «боевкам», так что под понятие «нонкомбатант» совершенно не подходила.

– Да ты не трясись так, чекист. Это – самый грубый метод, а мы, дети РОВС, люди утонченные. Знаем все ваши совдеповские реалии. Куда легче тебя вывести отсюда и вот он результат – убиты все участники встречи, кроме собственно ее организатора. А потом малую толику информации, о которой мог знать лишь ты – сбросить врагам нынешней верхушки. К примеру, тому же Льву Давидовичу Троцкому и его зарубежным друзьям. Он этим воспользуется, в тайне сохранять не станет. И что тогда будет со всеми твоими родственничками, ближними и дальними? Я же легко уйду. Растворюсь. Свое дело я уже сделал, посеял панику, узнал о предателях внутри РОВС. Ниточек достаточно, чтобы, потянув за них, размотать весь клубок с ядовитыми змеями. Уяснил ситуацию? Ты проиграл, чекист, так попробуй хотя бы своих в дерьмо по маковку не окунуть. Сейчас заговоришь – их ничего не коснется. Слово чести даю – а его мы, в отличие от вас, стараемся не нарушать.

Руцис понимал, что доводы безупречны. Он проиграл всё, а я, воплощение его давних врагов, выиграл. И раскусить то, что я не часть силы, а всего лишь одиночка, он не мог, не было данных. Да и произошедшее указывало на тот ложный сценарий, который я перед ним развертывал. Так что… подумав с минуту, чекист принял единственное верное для себя решение. Знал всю беспощадность партии по отношению как к чужим, так и к своим, не оправдавшим надежд.

Архив, полный компромата. Спрятанный не у доверенно-перепроверенного человека, как можно было ожидать, даже не замурованный в каком-нибудь труднодоступном для несведущего человека месте. Все было проще… и оригинальнее.

Прячь клад под фонарем, аки лист в лесу! Именно этим и руководствовался прожженный сотрудник ВКЧ-ОГПУ. Оказалось, документы хранились в тайнике, в подвале одного небольшого домика. Непростого, конечно. В нем обитал один благообразный старичок, ранее бывший простым красноармейцем и обязанный жизнью лично Руцису. На войне бывает всякое, в том числе и такие вот случайности. Нет, Руцис вовсе не закрывал простого красноармейца от пули и не вытаскивал того из опасной заварушки. Просто, пользуясь своей чекистской властью, приказал отнестись к раненому со всем вниманием и выделить дефицитные лекарства. Без тех лекарств отправился бы Терентий Волков в мир иной. А вот с ними выжил, став, сам того не ведая, доверенным лицом видного чекиста.

После окончания Гражданской жил тихо, скромно, незаметно. И его связь с Руцисом оставалась скрытой, не выпячиваемой. Появлялся чекист в районе Черемушек редко, кратко, тщательно скрывая истинные причины и точно место. Но самое главное – была предусмотрена ситуация, что сам он появиться не сможет. Тогда должен был прийти человек и, сказав пароль, получить от Волкова тот самый архив. Вернее, допуск к нему.

Вот я и стану тем самым человеком. Пароль есть, адрес имеется. Что же до возможных, действительно возможных пакостей «на месте», то с ними как-нибудь тоже разобраться реально. А с Руцисом пора, пожалуй, окончательно попрощаться. Больше мне от него ничего не нужно. Ну, помимо необходимости включить его в «скульптурную композицию» на страх прочим чекистам. Однако прежде, чем я успел взвести курок и одним выстрелом покончить с нашим затянувшимся знакомством, Руцис остановил меня словами:

– Подожди! Ответь приговоренному на пару его вопросов. Ведь я сдал тебе архив…

– Хорошо, – кивнул я, признавая правомерность этих слов. – Спрашивай. Ответы мне не повредят.

– Зачем тебе все… это?

– Если под «этим» подразумеваются кровавые элементы, то в конкретном случае всего лишь неприятная работа по запугиванию вас, чекистов. Хотя вы это заслужили всеми своими многочисленными преступлениями. Ну а случаи с Мелинсоном и Лабирским – это месть за погибшую во время вашего красного террора семью. Да воздастся каждому по делам его… Есть такая известная всем фраза. Вот я и воплотил ее для отдельно взятых личностей.

– И чего вам, белякам недобитым, в своих европах не живется!

Крик души. Понимаю. Впрочем, сейчас скрывать действительно нечего.

– Угомонись, Руцис. Я родился, вырос и жил здесь, в России, ни на единый день не покидая ее пределов, – усмехнулся я. – Да-да, всю вашу всесильную Чека поставил раком одиночка, не имеющий ни связей, ни средств. Ничего, помимо ненависти к вашему уродливому строю, к вашей лживой системе, разрушившей изнутри великую империю и построившей на ее месте нечто монструозное для живущих внутри и внушающее омерзение при взгляде снаружи. Так что…