Влад Поляков - Осколок империи [litres]

Так вот, даже дети из «неправильных семей» пострадали по полной. Они были лишены возможности учиться в старших классах и получать образование в вузах. Совсем, в принципе.

Хотя… Иногда, в качестве высшей награды клеймо «лишенца» снималось. Но для этого надо было до такой степени измараться в прислуживании новой власти, что никакого пути назад просто не было. И то… Вызвал неудовольствие? Вновь вернешься «под клеймо». Вот она, «власть трудового народа» во всей красе, со всем своим ласковым оскалом даже не хищника, а шакала-трупоеда.

Впрочем, возвращаясь к Николаю, недостойному сыну своего отца-генерала. Окончил он всего семь классов, по той самой причине, что «лишенцу» незачем учиться, а надо работать на самых малопривлекательных должностях вроде чернорабочего. Собственно, именно им он и трудился несколько лет, после чего… Ага, после чего на него снизошло пристальное внимание «товарищей из ОГПУ». Само собой не прямое, а косвенное. «Лишенцев» не призывают в армию, а его призвали на Черноморский флот. Потом школа водолазов, весьма престижная по любым меркам, что могло бы заставить задуматься кого угодно. Вот только чем и как думал Николай – для меня оставалось большой загадкой.

Ну а на следующий год, после получения несильной, но травмы при тех самых водолазных работах – прямое предложение от Иностранного отдела ОГПУ с последующим годичным обучением, присвоением клички Ворон и… отправкой на торговое судно. Ага, с которого так легко соскочить в любом порту. Оперативная легенда была довольно грубая, лично у меня вызывающая нешуточные подозрения. Но тут, как я понимаю, был расчет на чувства отца к своей родной крови. Грамотный такой расчет. Да и случись что – «лишенца» чекистам совсем не жалко. Помрет Максим – да и хрен с ним! Все по этой самой поговорочке. Один в один.

Только я открыл было рот, дабы поинтересоваться, не знает ли Руцис, как вообще удалось всерьез захомутать того, кто с детства был для всех существом низшего сорта, недостойным жить в «советском рае», как за окном, куда я то и дело посматривал, нарисовались две фигуры весьма специфического вида. То есть во вполне определенной милицейской форме.

Досадно, но ожидаемо. Что ж, придется выйти и поговорить по душам с «товарищами в форме». Душевно поговорить! Ну а чтобы кое-кто не помешал неожиданными воплями…

– Рот открой! – приказываю чекисту. – Мне не нужны случайные крики.

Меня смерили взглядом, где было много показной укоризны и самая малость истинной эмоции – лютой ненависти. Но пасть все же раззявили. Куда я и засунул уже ранее бывший там кляп. Вот и отлично. Теперь проверить наган с насадкой для бесшумной стрельбы… перезаряжен, готов доставить аж семь тихих подарочков по месту назначения. Теперь можно идти открывать, все равно ведь постучат. Но не просто так, а с одной рукой в кармане с удостоверением ОГПУ, в то время как другая рука находится поближе к рукояти револьвера, скрытого под курткой.

Вот и стук в дверь. Остается сделать лишь несколько шагов, открыть и, удерживая на лице улыбку, спросить:

– И чем обязан вниманию милиции?

В ответ старший из милиционеров, представившись сам и представив сослуживца, задал вполне очевидный вопрос:

– Поступил сигнал, что со стороны вашего дома слышали звуки выстрелов. Это так? И кто вы сами такой – новый хозяин дома или?..

– Или, – показываю удостоверение, до этого находившееся в кармане. – Операция ОГПУ, вам здесь делать нечего, товарищи.

Старший проникся, явно не желая связываться, зато младший по званию и возрасту… Сразу видно юного энтузиаста, с таким могут возникнуть самые неожиданные проблемы. И они возникли.

– Разрешите поговорить с кем-нибудь из вашего начальства, товарищ агент первого разряда, – милиционер произнес указанное в удостоверении звание так, что было понятно – оно его никак не впечатлило. Он желал говорить с кем-то более значимым. Что ж, порой стоит опасаться таких вот желаний. – Вы же тут не один, вон сколько машин стоит перед домом.

Да, машин было много, но тут уж ничего не поделать. И требование милиционера было в данной ситуации вполне разумным. Логичным и… ведущим его к смерти, равно как и к тому же исходу для его менее склонного к разговорам с чекистами спутника. Что ж, по крайней мере, я изначально пытался не лить больше крови, чем считаю нужным. Честно пытался!

– Проходите, – убрав удостоверение, делаю приглашающий жест и сдвигаюсь в сторону, открывая проход. – Начальник отделения ОГПУ будет просто очень счастлив вас увидеть.

Цель выданной фразы была проста – шокировать двух милиционеров в малых званиях присутствием поблизости аж целого «двухромбового» чекиста, весьма высокого чина по любым меркам. Пара мгновений замешательства, сниженное внимание… больше ничего мне и не требовалось.

Первым в дверной проем сунулся старший, за ним и молодой. Дать обоим сделать пару шагов, и… Пуля в затылок инициатору всего этого действа, после чего тихое, но весомое предложение второму:

– Замереть и не дергаться.

Замер, причем в странной позе: полуобернувшись, с необычно скрюченными руками – словно пытался сжать их в кулаки, да не успел, то ли все же хотел дотянуться до своего нагана в закрытой кобуре. Странные они, милиционеры. Идут туда, где слышали выстрелы, и даже кобуры расстегнуть не удосуживаются. Ведь достать револьвер в таком вот варианте не просто долго, а очень долго. В общем, совсем потеряли не только страх, но и чувство разумного самосохранения. Привыкли, наверное, что народец советский смирен и послушен, при одном виде легавого руки поднимает и идет под суд и даже на расстрел с покорностью ведомого на бойню барашка.

– Можешь принять более естественную позу, – разрешаю я этой новоявленной скульптуре, после чего спрашиваю единственную интересующую меня деталь: – Как скоро вас искать начнут?

– Я работник милиции, вы не…

И осекся. Понимаю, тело коллеги с развороченной головой не сильно способствует попыткам запугивать человека с револьвером своей формой и принадлежностью к силовым органам соввласти. Становится понятно, что мне глубоко плевать на все эти атрибуты власти.

– Ну, я жду.

– Час-другой точно… Не стреляйте!

– Печально все это. Я же давал шанс не лезть не в свое дело. А твой сослуживец… Кстати, о службе. Ты в Гражданскую что делал?

– А что?

– Повторить?

– Н-не надо, – открестился от вполне невинного моего предложения милиционер. – Против беляков воевал, с Юденичем.

– Ай, какая умница! И как, чем отличился, хорошо ли себя проявил против врагов советской власти?

Проверка на ум и сообразительность. Сейчас у него есть две возможности: говорить правду или врать. Только вот спасти его может не то или другое конкретно, а действительная по большому счету непричастность или же правдоподобная ложь. Тогда можно и оставить в живых. Меня ему все едино не опознать из-за грима. Да и разговариваю с ним измененным голосом. Так что посмотрим…