Вера Ковальчук - Северянин

Постепенно под его руками слитки превращались в огромные петли и полосы запора. Нетрудно было от огромной глыбы небесного железа отщипнуть для себя кусок и отковать меч. Агнар без труда получил на это разрешение и. пока в огне калились детали будущего гигантского замка, трудился над полосой клинка и гардой. Иногда над его работой склонялся Беаган, давал ему дельные советы, порой и сам соглашался что-нибудь показать и подержать. И так постепенно гарда принимала все более и более изящные очертания, при этом становясь все удобнее.

Вдоль лезвия по совету альва он провел не один, а целых два дола. В свете пламени горна металл клинка отливал благородным золотом, но под чародейскими хрустальными шарами выглядел абсолютно так же, как любое другое оружие, закаленное по традиции в воде или на сильном ветру. Старик-альв сам принял из его рук меч, и викинг понял — подземный народ может касаться железа, не может только работать с ним.

— Все верно, не можем, — жестко отозвался тот. — А лесной народ даже касаться не может. Все высшие и малые ши, живущие на поверхности земли, слабее нас.

— Ши?

— Ты их называешь альвами. А обитатели Островов — сидами и ши. Назвать можно по-разному, суть от этого не изменится. Они — слабее нас, потому и будут вынуждены уйти раньше.

— Что ты имеешь в виду?

— Прежде люди не касались железа, и мы с ними были ближе. Смертным было проще понять то, что движет нами, ибо они лучше понимали природу, а мы с природой едины. Но теперь люди начали изготавливать свои орудия из железа, и осколки Змеиной крови появились у них в душе. Эти осколки все больше будут мешать нам понять друг друга. Скажи мне, многих ли альвов ты видел за свою жизнь прежде, в своем времени и в своем мире?

— Ни одного, — признался Агнар.

— Значит, там, в твоем времени, люди уже настолько пропитались железом, что почти не слышат голоса природы.

— Но я ведь понимаю вас, — с трудом улыбнулся викинг.

— Я и не говорю, что для твоих соотечественников все давно потеряно. Однако пройдет совсем немного времени, и железо заменит в них чувство мира, и мир начнет меняться необратимо. А еще через пять-шесть столетий — мгновение по сравнению с жизнью неба, — и никто из тех людей не увидит альва, даже пройдя рядом. Не сможет его увидеть. Впрочем, к тому времени мы уже уйдем.

— Откуда ты знаешь? Ты предвидишь?

— И предвижу тоже, — спокойно ответил Беаган. — В мире все всегда повторяется. И то, что уже однажды было, случится снова. Впрочем, думаю, тебе это не слишком-то интересно.

Вечером, ворочаясь на мягком покрывале, устилающем толстую охапку сухой травы и листьев, викинг долго обдумывал то, что сказал ему старик-альв. Вряд ли он все понял. Как это — потерять чувство мира? Да сколько бы времени ни прошло, сколько бы железа ни появилось вокруг человека, если он потеряет умение слышать природу, приноравливаться к ней, он просто умрет с голоду. Как бы искусен ни был кузнец, он умрет с голоду, если кто-то другой не вырастит зерна. А чтоб вырастить это зерно, нужно знать, очень хорошо знать природу.

Однако Беаган говорил уверенно, спокойно — он будто бы нисколько не стремился в чем-то убедить своего собеседника, просто изрекал истину. Говорить так, не чувствуя уверенности, просто невозможно. К тому же, он как-то обмолвился о повторении. Неужели подобное уже случалось? Но когда? И как это выглядело?

Спрашивать, конечно, бессмысленно. Он уже пытался, но слышал от альвов краткий ответ — ему этого знать не нужно.

Не нужно — так не нужно.

Дни бежали незаметно. Сложную железную конструкцию, уже с большим трудом разогреваемую до ковкого состояния даже в огне саламандр, едва умудрялись вытаскивать из гигантского, самого большого в кузне горна. Уже дважды карлики носили щедро смазанное жиром изделие к двери, — Агнар с ними не ходил — не мог себя заставить, — и, вернувшись, весьма толково объясняли, что где нужно подправить.

Викинг правил. Он совершенно не чувствовал, как бежит время, ел и спал, когда хотел, и потому не мог следить за тем, как день сменяется днем. Он не видел ни солнца, ни луны, ни восхода, ни заката, оттого в его сознании ход времени просто остановился. Иногда вспоминая о жизни за пределами альвийского подземелья, он задумывался — лето там или уже осень, а может, зима, но через много столетий после того, когда он спустился сюда. Может, именно в том и был смысл утверждения, что во владениях альвов время течет намного медленнее, чем в человеческом мире — здесь просто по-другому воспринималась смена суток.

Пока закаливались и дорабатывались замок и петли, он с любопытством наблюдал за тем, как карлики трудятся над дивной красоты украшениями. Здесь же, в кузне, они вставляли в оправы кусочки полированных полудрагоценных и драгоценных камней, вытянув тончайшую, как паутинка, проволоку, плели цепочки, одну из которых Агнар добрые полчаса пытался порвать, но не смог. Кое-что из альвийских приемов он подхватил и попытался повторить. Получилось, конечно, грубо и по сравнению с изделиями мастеров подземного народа просто убого, но с человеческой точки зрения результаты его трудов были подлинным произведением искусства.

Правда, он теперь и сам совершенно по-другому смотрел на свою работу. Как это бывает, мастеру гораздо сильнее в глаза бросаются недостатки изделия, чем достоинства, а уж по сравнению с искусством карликов… Но, однако, скандинав не собирался падать духом лишь потому, что кто-то оставил его далеко позади — он смотрел, слушал, учился и не собирался сдаваться.

«У меня ведь впереди целая вечность», — успокоил он себя однажды и воспрял духом. Действительно — если друиды сказали правду, у него в запасе очень много времени, чтоб освоить кузнечное дело.

А также решить свои проблемы — если их вообще можно решить.

— Ты ведь знаешь кое-кого из лесных альвов, — сказал он однажды, беседуя с Беаганом. — Может, даже и того, с которым мне пришлось иметь дело.

— Нет, — ответил старик. — Его я вряд ли знаю. И твою историю — тоже. Расскажи.

Выслушав, он очень по-человечески покачал головой и посмотрел на Агнара пронзительно и испытующе. Долго молчал, а потом задал вопрос, показавшийся викингу совершенно неожиданным.

— Чего ты хотел добиться?

— Я хотел вернуться к себе, в свое время. В свою… эту… эпоху.

Карлик хмыкнул.

— Ну, действовал ты самым что ни на есть человеческим методом.

— А что мне было делать? Уговаривать, умолять?

— Это не помогло бы.

— Я и сам понимаю. Так что?

— Попытаться убедить, что это в их интересах. Впрочем, я и сам не знаю, как бы это можно было сделать. Мы вообще с лесными и старшими ши ладим плохо. Но нам это и не нужно.

— Те, с кем я имел дело — это лесные альвы?