Шимун Врочек - Золотая пуля [litres]

Отец вернулся к фургону и молча начал карабкаться по склону, рыболовные снасти тянулись позади, как выпавшие внутренности.

– Я скоро, – и стал подниматься за ним, ступая след в след.

– Ты не вернешься! – Крик поддержал мою спину, когда я качнулся и едва не сверзился вниз.

Я не стал оборачиваться.

Я видел озеро.

Идеально круглое, будто воронка от ядерного взрыва.

– Что написать на твоей могиле? – От крика Эни треснуло небо. – Апач?

– Нет, Мормо… – Ветер выхватил у меня изо рта последний звук и унес, болтая им, как вырванным языком.

Я пробил горизонт и пошел, глубоко загребая песок рваными ботинками. Как тогда, в Андратти, когда Эни с матерью тащили меня к трейлеру.

Отец ждал меня у лодки.

Я расскажу вам о любви и ненависти.

Я расскажу вам о добре и его бессилии.

Я расскажу вам о смерти.

Отец взял ружье, прицелился. Он так долго целился, что волк успел убежать. Бетти видела, как зверь прыжками, по грудь в снегу, удаляется по склону и скрывается в ельнике.

Отец опустил ружье.

– Ты не хотел убивать его? – спросила Бетти.

– Пошли домой. Мама ждет.

По дороге, на повороте к Уолтону, им встретился индеец-навахо. Он сидел на мерзлой обочине, завернувшись в зеленое старое пончо, в снегу, и в первый момент Бетти подумала, что он отморозит себе ноги, но потом увидела, что ног у индейца нет. Индеец сидел на деревянной площадке. Отец слез с лошади и наставил на калеку винтовку.

– Я был скаутом. У капитана Уитмена, – сказал индеец.

Отец покачал головой, но винтовку не опустил.

– Оружие есть?

– Нет.

– А что здесь делаешь?

– Ничего.

– Ничего?

– Моя лошадь убежала.

По снегу уходили в сторону следы копыт и длинный извилистый след волокуши.

– Как это случилось? – спросил отец.

Индеец пожал плечами:

– Наверное, почуяла волка. Я упал.

Отец помедлил, широко расставив ноги. Опустил винтовку. Бетти видела, как перекатываются желваки на его щеках.

– Помочь ее поймать? – Голос отца звучал глухо.

Индеец покачал головой.

– Не замерзнешь тут?

– Нет.

На мгновение Бетти показалось, что индеец хочет что-то еще спросить или сообщить, в его близко посаженных глазах мелькнуло… Но отец упрямо дернул головой, и индеец промолчал. Глаза его погасли.

– Может, он хотел что-то узнать? – спросила Бетти позже. Отец молчал. Они ехали долго, в тишине, потом отец слез с коня и пошел рядом, держась за стремя, а снег похрустывал, словно рассуждая о чем-то своем.

– Виски, вот что на самом деле их интересует, – сказал отец невпопад. И Бетти подумала, что на самом деле отец индейцу не поверил, но не до конца не поверил, а осталось что-то, что его беспокоило. Точно в словах индейца, в том, как он сидел и говорил, была все же частичка правды. Или отец чувствовал, что пропустил нечто важное. Какой-то знак. Только, подумала вдруг Бетти, разве Господь будет говорить через индейца?

От этой мысли ей стало неуютно, и затылок сжало, словно придавило льдинкой.

Отец остановился. Бетти посмотрела в его застывшее лицо, потом сказала:

– Па…

– Я кое-что забыл.

– Па…

– Жди здесь.

Он взял винтовку и патронташ, закинул на плечо и двинулся обратно, к перекрестку.

Бетти смотрела ему вслед.

Я все думаю, почему отец тогда вернулся. Оставил меня брести с лошадью, а сам вернулся назад, по следам. К перекрестку на Уолтон.

Я думаю, он хотел помочь индейцу.

Я стояла по колено в снегу и ждала его. Лошадь переступала с ноги на ногу. Становилось все холоднее. Я не знаю отчего. Когда стемнело, я перестала различать собственные руки, что лежали на шее Дюка.

Я видела только силуэты, более темные, чем окружающая темнота, а потом и силуэты перестала различать, словно ослепла. В наших краях бывает погода, когда тучи надвигаются и темно даже днем. А несколько раз приходили ураганы и ослепшие воронки сосали землю и уносили с собой все: лошадей, посуду, копну сена и деревянные вилы, бутылки и пару собак.

А сейчас урагана не было, но я чувствовала себя словно внутри гигантской темной воронки.

Я начала замерзать. Холод подкрадывался, черный и безликий, он был везде.

– Бетти.

Я чуть не подпрыгнула на месте. Так мне стало страшно и жутко, что едва не умерла там, где стояла.

– Бетти, это я.

Я даже не сразу поняла, что это голос отца. Лошадь шарахнулась, видимо, мой испуг передался ей.

– Все хорошо.

В следующий момент отец шагнул ко мне. Я почувствовала, как от него пахнет холодом. И еще чем-то. Каким-то ледяным странным запахом, который одновременно был сладким и даже приятным, и мерзким, отвратительным, как вонь сырого мяса. И еще резко воняло пороховой гарью. Я вспомнила звук выстрела. Значит, мне не показалось.

– Ты стрелял?

– Это был волк. Я промахнулся. – В темноте я не видела лицо отца.

– Пап…

– Да?

– Я замерзла.

Отец помедлил, а потом обнял меня. Его объятия были жесткими и угловатыми, как скалы, но эта жесткость успокаивала. Хотя и не грела.

Мы пошли домой.

На следующий день волк задрал корову.

Мертвые в тот год умирали долго и мучительно.

Бетти, беги. Беги, Бетти.

Я расскажу вам о зле и его всесилии.

Я расскажу вам о смерти.

День пришел, и пришел он. Мормон, одинокий странник горных равнин, убийца жестокосердный и жестоковыйный, нераскаявшийся, но надеющийся на раскаяние, ангел, но не ангел, пуля господня и месть его, молния рукотворная и неуправляемая, рука Господа и наказание его. В общем, он пришел.

С тех пор как началась оттепель, Бетти перестала плакать. Вместо нее теперь плакала капель, а когда опять похолодало, снова принималась плакать корова. Мертвая корова, хрустящая в темноте пожухлой желтой травой, замерзшей и изогнутой, как кристаллы льда. Бетти лежала в темноте, и ей казалось, что мертвая корова ходит там, где-то в темноте и выкапывает травинки из-под снега. А они с хрустом ломаются на ее огромном жестком морщинистом языке.

«Пора покупать корову», – сказал отец.

«На какие деньги?» – рассердилась мама.

«На такие».

Мама расплакалась и ушла.

Следующим воскресеньем отец взял деньги, упаковал их в холщовый мешок, крепко завязал и подвесил на крепкой бечеве, которую обернул два раза вокруг пояса, между ног, чтобы обезопасить доллары. Отец ранним утром, когда из-за тумана казалось, что вокруг фермы пропал мир (Бетти подозревала, что так каждую ночь и происходит. Мир просто исчезает), подбросил дров в печку, сварил кофе в закопченном кофейнике и понес мокрое от росы седло в конюшню. Тихо заржал конь.

Капли блестели на коже. Бетти шла за отцом, ступая по камням легко, как в последний раз.

Отец вошел в конюшню, нырнул в темноту, как в воду. Бетти даже на мгновение испугалась. А потом приноровилась и нырнула следом. И только внутри обнаружила, что невольно задержала дыхание.