Михаил Соловьев - Пасынки Апокалипсиса

Мы с Кариной молчали, да и что в такую минуту можно было сказать? Саня оставался и наверняка это был для него лучший исход.

Внутренне я пообещал себе выполнить все, о чем он попросит.

«Надо же, как волю все чувствуют, — вспоминал я просьбу легионера Левы, — А может и мы?» — глянул я на воительницу.

— Вам нельзя, — почему-то шепотом зачастил Саня, — Вам вообще лучше быстрей убираться. Никто не знает что Карина беременна, — одними губами договорил он, — Те, кого они так боятся, мог вселиться в её ребенка! Очирбат так и сказал когда встречать поехали: если девка беременная, придется убивать…

Новости меня отрезвили… Я с удивлением смотрел, как одевается Карина, и ясно понимал — не могли стражники черных докшитов не заметить увеличившийся животик воительницы.

А той, по-моему, все было по барабану и, увидев мой ошалелый взгляд, она вдруг тихо рассмеялась.

— А так заметно? — подняла Карина вверх руки и провернулась несколько раз словно танцуя.

Действительно — даже зная теперь о её беременности, я видел лишь точеное девичье тело.

— Она так и шла когда разделась, — усмехнулся Рубан, — А я думал — опять дуркует…

— Я, мальчики, потому и жива, — накинула на себя разгрузку Карина, — Потому как в таких ситуациях не бывает мелочей. Саня, — подсела она неожиданно к Рубану, — Может порешаешь с новой родней насчет калашей? Мы-то на голодном пайке — что такое сотня патронов для любого боя?

— Вот еще, — ответил тот, — Автомат, что за бабой лежал, мы с Батцэцэг забирали, так он перекрученный весь будто под прессом побывал, а магазин целый, — выудил он его из кармана. — У большинства здесь вообще «Сайги» да «Тигры». Калашей не видел, — поднялся на ноги Рубан. — Пошли. Хурлы сказал — едете сразу…

Не знаю, что там творилось в голове у Карины, а я лично вздрогнул, когда увидел в дневном свете Очирбата. Хранитель тысячелетней традиции восседал на гнедом скакуне. Застывший изваянием на фоне стремительно светлеющего неба он казалось, прощупывал нас взглядом, пытаясь выяснить напоследок — не ошибся ли он все-таки вчера.

Я махнул ему рукой, мол, давай-пока, а он, не удостоил меня даже кивком и чуть тронул коня в направлении степи.

Неожиданно глухое бульканье дизеля отвлекло меня от зловещего кочевника, а из гигантской пещеры таинственного города Жижиг хот выполз, напоминая гигантскую черепаху, «Крузак».

На прицепе у него оказался не больше, не меньше чем небольшой пластиковый катер, укрытый ярко синим чехлом.

Открыв рот, я смотрел, как двигается на меня эта «кавалькада», пока Хурлы не затормозил передо мной сантиметрах в десяти.

— Смерти ищешь, маленький брат? — крикнул он, высунув бритую налысо голову в окно, — Не торопись. Она ждет тебя не здесь… Грузись лучше, пока Очирбат не передумал вас отпускать…

Настроение его было самым расчудесным, и я неожиданно понял — те самые перемены, о которых он говорил вечером, состоялись.

Невольно оглянувшись на хранителя владений Махакали, я еще раз «обжегся» о его внимательно изучающий взгляд.

— Достал разглядывать, — с легкой ненавистью зашипела Карина, бросив около моих ног седельную сумку, снятую вчера с убитого коня, — Грузись, давай, — стянула она с шеи автомат и, не дожидаясь пока я зашевелюсь, нырнула в салон за спину к Хурлы, не прощаясь с Рубаном.

Мы обнялись. Не знаю почему, но в эту минуту я не чувствовал горечи — лучше уж так, чем как Серега. Здесь, по крайней мере, почти все осталось, как было, а что нас ждет в России, я даже боялся подумать.

А она была уже рукой подать — там, на северо-востоке — вот за этими вершинами возвышающимися сейчас над нашими головами.

Нужно было уезжать, и я понимал это, а ноги все не шли.

— Давай, садись, — подтолкнул меня Саня, и я машинально сделал первый шаг, разрывающий многое.

Хлопнула дверца.

Хурлы включил скорость, а его вечный спутник неодобрительно покосился на меня с переднего сиденья.

Мы тронулись.

— Миха! — неожиданно раздался с улицы голос Рубана, — Миха! У Батцэцэг есть радиоприемник. Я буду на длинных волнах. Каждый день. Найди передатчик. Каждый день! шесть вечера… — донеслись до меня его последние слова, — Длинные волны…

Я высунулся из окна и махнул силуэту в размолотой дорожной пыли, мол, понял-понял. Тогда Сашка остановился, и картина фигурки, в монгольском халате, размахивающей нам вслед руками, застыла в то мгновение в моей памяти, очерченная солнцем, пробивающимся через побеспокоенную внедорожником пыль.

— Он будет хорошим мужем, — неожиданно нарушил молчание Хурлы, — Он правильно все решил…

Неожиданно я почувствовал, как за словами моего старого товарища кроется облегчение.

«Еще бы, — усмехнулся я, — Цагаан Толгой в зятьях, да и Батцэцэг никуда не поехала. Интересно, а что бы он делал, не реши Рубан остаться?» Ответов у меня оказалось несколько, и рассуждать над ними мне не захотелось.

Невзирая на болтающийся позади прицеп с катером, Хурлы гнал внедорожник с немаленькой скоростью.

— Времени мало, — крикнул он мне на вопрос, — Вас нужно отправить до вечера — завтра истекает срок ультиматума, и никто не знает, что там будет на границе…

Только тут я вдруг заметил пламегаситель АКСУ, выглядывающий из-под рук Джучи — вечного спутника Хурлы расположившегося на переднем сиденье.

Поинтересовался безо всякой надежды на успех: нет ли свободного оружия, мол, патронов осталось всего ничего. Однако «тугарин» пропустил мой вопрос мимо ушей и даже глазом не моргнул.

Понял — ответа не будет — и заткнулся, рассматривая, как ловко крутит баранку старый товарищ. Красиво у него это получалось — грациозно, хотя огромному монголу было тесновато даже в широком салоне «Крузака». Мстительно прибросил, как бы он смотрелся в какой-нибудь малолитражке, и после, наконец, успокоился.

— Очирбат не хотел вас отпускать, — заговорил вдруг «тугарин», — все кто прошелся пешим по тюрьме Махакали — обречен. — И он повторил историю Рубана о беременности.

Оказывается, киргизское капище является не каждому. Местные мало-мало соображают чего нельзя делать, потому как, в детстве слышали истории о перерожденцах, черных докшитах и прочем. А вот туристы или такие путешественники как мы с Кариной — потенциальные жертвы.

— Ты же знаешь, как я отношусь к религии, — продолжал Хурлы, — По мне все это детские сказки. Так было и до этой ночи, — честно признался «тугарин» и я почувствовал его желание высказаться, — Никогда не думал, что в докшитах такая мощь, да и в существование их я не очень-то верил. — Он замолчал и в машине повисла странная тишина, разбавленная лишь бульканьем дизеля и легким треском обшивки.