Виталий Трофимов-Трофимов - Пять звезд капитана Ибрагимова. Том I

Немов набрал несколько кнопок на проекционном панно, а потом хлопнул в ладоши.

— Эй, Роман, отключи-ка ту программу, о которой говорил капитан!

Сигнал замерцал, а потом зеленая точка превратилась в синюю, которой программа отмечает настоящие корабли.

— Проверь частоты, вышли наш позывной!

— Они отвечают! — радостно воскликнул один из сенсориков. — Это же… это…

— Я знаю кто это, — перебил его Ибрагимов, — это «Химера»!

На одном из крупных мониторов появились спецификации сигнатуры, указывающей, что это действительно пропавший крейсер. Вскоре послышался и взволнованный голос капитана Росси.

— Говорит крейсер #319, «Химера». «Чумной денек», вы куда пропали? Какая-то пространственная аномалия! Черт возьми! Да ответьте же!

— Крейсер #319, «Химера», говорит крейсер #307, «Чумной денёк», — включив канал связи, произнес Немов, — у нас все в порядке. Были проблемы с двигателем, какие-то микротрещины. Но мы откалибровали аппаратуру. Ложная тревога. Метеорит пробил обшивку, не можем запуститься. Готовьте гравитационный буксир, подберете!

Несколько минут крейсер маневрировал вокруг «Чужого денька» и, зайдя по левому борту, пристыковался к стороне, противоположной «Ямантау». В эту минуту рулевой повернул рычаг блокировки, и тюремный корабль медленно отплыл в сторону, уже не удерживаемый шлюзовым арканом.

Макаров обошел капитанский пульт и приблизился к центральным мониторам, на которые вывел вид терпящего бедствие «каторжника».

— Я так понимаю, мы забрали мальчика и его охранника. Сколько еще удалось спасти? — спросил Макаров.

— Тебе нужен кто-то конкретно?

— А как же заключенные?

На мостике появился Брусьев, украшенный кровоподтеками и ссадинами. Его порванный китель говорил о том, что последнее время он все-таки честно исполнял свои обязанности, а не объедался бутербродами.

— Еще семерых зэков вытащили с тюремного корабля… Кеплер определил их в камеру. А Джемисон… Больше никто не выжил… я оборонял шлюзовой отсек от коммандос, когда зэки отступали. Наваливал балки на их сингулярную пилу…

Ибрагимов похлопал обоими руками по капитанскому пульту, затем достал из нагрудного кармана детонатор, присоединил его к передатчику на панели, вставил ключ в гнездо пуска. Для детонации ракеты СР-3А нужен был только один — капитанский. Его ладонь упала на кнопку пуска. В открывшемся окошке мерцала красная кнопка. Он не сразу втопил ее, выждал некоторое время.

— За Феликса Джона, — произнес он тихо.

Команда повторила следом за ним:

— За Феликса Джона Джемисона!

И только после этого капитан со всей скопившейся злостью вдавил пластиковый кругляш в основание панели.

Прозвучал короткий сигнал, но взрыва не последовало: гора мусора под названием «Ямантау» продолжала барахтаться в открытом космосе, облепленная обломками корпуса, удерживаемого кинетическим барьером, который также распадался и по частям отпускал железный лом в свободное плавание.

Осознав смысл своих слов про специецистов и их поиски дома и покоя, Ибрагимов рассмеялся. Политическим заключенным еще предстояло вернуться домой. Учитывая обстоятельства, путь их будет очень долгим и в разные стороны.

— Я раньше думал, что верить в успех и притягивать удачу — это просто красивая болтовня для второсортных вузов, готовящих экономистов, — проворчал Макаров.

Ибрагимов кивнул головой, а после жестом приказал военным увести ребенка.

— Кто же знал, что джинны исполняют только те желания, которые приводят реальность к состоянию, в которое они сами верят? — проворчал капитан. — В этом плане убедить ребенка в том, что мы сможем убедить Пратчетта поверить в нашу историю, выглядит особым извращением!

— Не стоит, — ответил Макаров, — а то попытаетесь его снова в чем-нибудь убедить, и у корабля корма отвалится. Не надо нам такого.

— Я спать. Я очень устал…

Капитан расстегнул китель, обнажая растянутую майку с небрежно пристегнутой кверху ногами запачканной мазутом звездой, и вышел в коридор. Макаров последовал за ним, желая спросить насчет того, что делать с ребенком, но остановился, лишь только переступил порог капитанского мостика.

У входа стояли трое солдат, один из которых держал в руках ту компьютерную деталь, что ранее подарил ребенку. Он смущенно разглядывал ее и иногда поднимал украдкой глаза в ту сторону, куда направился Ибрагимов.

— Разрешите уточнить, товарищ офицер, — обратился он к Макарову.

— Говори.

— Это правда, что капитан Ибрагимов сам засунул каравеллу в бутылку?

— Какую?

— Ту, что стояла у него на комоде. Кто-то из офицеров говорил об этом в столовой во время обеда. Я, правда, не помню кто. Азиат какой-то.

— Нет, — пробормотал Макаров, поворачиваясь лицом к капитанскому мостику. В этот момент он почувствовал, как сильно устал сам. Все, должно быть чертовский устали, выискивая выход из Джаханнама. — Вернее так, солдат. Он честно пытался два часа запихнуть кораблик в бутылку, а потом, когда надоело, разбил бутылку и склеил ее вокруг кораблика молекулярным клеем. Так что и трещин не видно, и кораблик внутри бутылки…

— А офицеры азиатского происхождения на борту есть? Я не могу никого вспомнить.

— Нет никаких азиатов. Тебе показалось. Не налегай на марру, сынок. Еще вся жизнь впереди!

Макаров отер закрывающиеся глаза и шагнул обратно в рубку.

Ибрагимов же быстро добрался до своего кабинета, вынул из стола бортовой журнал и быстро, преодолевая усталость, начал писать то, о чем думал последние минуты, и то, чего по уставу в нем быть не должно:

«Сукин сын Роланд Хаммерхэд был прав. Ребенок оказался оружием. Ну, или, по крайней мере, правительство планировало использовать его как оружие. А возможности его кажутся безграничными. Даже я, киборг, эталон моральной стойкости для своей команды, подавлен и удручен самим фактом существования этого урода. И я понимаю радикалов, которые требовали его выдачи. Вселенная шутит над нами иной раз очень жестоко. И ответ на эти шутки должен быть ассиметричным.

Мне хочется надеяться, что никто не в состоянии безоговорочно верить во всю эту лабуду, которую демагоги и лжецы пытаются навешивать нам на уши. И джинн со временем либо станет конченым циником, который ни во что не верит, либо сойдет с ума. Я верю в это, иначе дела наши плохи.

И еще я верю, что Карина, где бы она ни была и на каких бы носителях не находилась, будет присматривать за нашим ущербным миром. И не допустит того чудовищного зла, на которое способны истиннолюди. Наша Вселенная полна радости и красоты, и лишь мы каждым своим действием в частности и всем совокупным трудом превращаем ее в очень мрачное место».