Виталий Трофимов-Трофимов - Пять звезд капитана Ибрагимова. Том I

— Скажи, бывает ли дружба между человеком и искусственным интеллектом?

— Конечно, бывает, — ответила девушка-компьютер. — Дружба — это попытка двух сторон прийти к максимальной определенности во взаимопонимании при достижении неопределенных целей. Мы с вами к этому стремимся. Поэтому нас побоялись разлучить…

— Мне понадобится помощь тогда, когда я перестану быть капитаном, — пробормотал он, потирая шею.

Неожиданно ему стало так жаль себя, что слезы спьяну навернулись на глаза. Омерзительное чувство. Уже тогда он понял: ему будет стыдно перед собой за эту слабость, когда алкоголь выветрится. Ибрагимов расстегнул верхние пуговицы кителя, обнажая многочисленные продольные шрамы на ключицах.

— Это очень… своеобразная просьба.

— Что надо выполнить?

— На нашем крейсере пять боеголовок «Заря»…

На экране вместо девушки появилось изображение отсека, в котором находились размещенные в шахтах ракеты: небольшие стержни по семь метров в длину, увенчанные коническими навершиями. Оружие геноцида, достаточное, чтобы уничтожить несколько городов. Однажды Ибрагимову уже довелось применять такие ракеты.

— Когда кто-нибудь откроет мой личный сейф, даже если это буду я сам, что бы ни произошло, — ты должна их взорвать. К тому времени со мной может случиться все, что угодно, могут произойти любые непредвиденные события. Но — что бы ни произошло, взорви эти чертовы ракеты. Поняла?

Изображение шлюза вновь сменила фигура улыбающейся девушки.

— Новые отметки в аварийный протокол для «Карина-0239». Конечно, капитан, будет исполнено!

Шок постепенно проходил, но нервозность, связанная с взаимно наведенными ракетами, оставалась. Минуло три часа, а корабли не изменили курса, так и плыли друг напротив друга с двух сторон от маршевого двигателя.

Джемисон и Кеплер стояли у центрального экрана и о чем-то спорили, когда открылась дверь и вошел капитан Ибрагимов, как всегда хромая и держась за стену. «Капитан на мостике!» — единственное, что успел выпалить следовавший за ним адъютант Макаров перед тем, как Ибрагимова вырвало прямо на приборную доску для минус-связи слева от входа. Вытерев рукавом губы, капитан прошел к пульту и сделал руками несколько пасов над ним.

— Доложитесь! — прохрипел он, сплевывая на пол остатки обеда.

Команда молча переглянулась.

— Вашу мать! Доложить!

Зигфрид Кеплер сделал два шага к капитану, вытянулся по стойке смирно и рассказал о происходящем:

— Товарищ капитан, когда противник навел на нас орудия, мы прицелились в ответ, а также взяли на мушку двигатель. С тех пор происшествий не зафиксировано, за исключением того, что один из истребителей GG-3 вылетел из нижнего шлюза дредноута, облетел на значительном расстоянии протонный расщипитель и вернулся в шлюз. Попыток связаться с нами больше не предпринималось. Мы сами сделали одну попытку, хотели прояснить цели противника, но помехи искусственного происхождения не дают нам настроить связь.

— Значит, они боятся повредить его, свиньи… — буркнул себе под нос Ибрагимов. — И улететь мы просто так тоже не можем. Кто знает, выполнят ли они обещание, если двигатель окажется вне нашей досягаемости. Вполне могут догнать и пустить ракету-другую нам в зад. Нам такие ректальные свечки не нужны. Правильно, старпом?

Джемисон, раздраженный растрепанным видом капитана и перегаром, который тот источал на весь отсек, молча кивнул и отвернулся к экрану.

Как раз в этот момент шлюз на «Дриаде» вновь открылся и оттуда тихим ходом вылетел истребитель-«гаргариск». Меняя скорость, он приближался к двигателю. В одиночку он, конечно, мог бы отбуксировать его на дредноут. Но, чтобы покинуть туманность, экипажу дредноута следовало какое-то время интегрировать расщипитель в системы корабля, так что Джемисон не особо волновался: уничтожить этот ценный агрегат они могли в любой момент.

«Гаргариск» приближался к двигателю не с постоянной скоростью, скорее рывками. Приблизится — замедлит ход и вновь наращивает обороты. Пару раз он даже давал небольшой и неуклюжий задний ход. Вот истребитель перешел черту, до которой долетал его предшественник. Намерения противника становились очевидными — он тестировал, насколько команда «Миража» готова действовать. Команда действовать оказалась не готова.

— Ну, хорошо! — констатировал шатающийся Ибрагимов. — Как говорит народная мудрость: жизнь человеку дается один раз, и в основном случайно… Какое у нас есть оружие?

Кеплер щелкнул пальцами и на дополнительных экранах появились списки вооружений:

— В боевой комплектации ракеты СР-01, СР-3А, СР-05, СР-12 «Закат», СР-19 «Заря», нейтронная пушка, магнитные мины класса «Ово», два трехствольных лучемета, но боезапас небольшой, мы решили сэкономить на боезапасе и взять больше провианта.

— Зарядить ракету СР-05.

Кеплер несколько секунд молчал, потом покачал головой:

— Сняты с боевого дежурства, нужно полторы минуты.

— Чертовы обезьяны! — завопил Ибрагимов. — Я же спросил: какое у нас оружие. Естественно, я имел ввиду действующее! Как сложно работать с людьми, они не соображают, чего от них требуешь. Вашу мамашу, что у нас есть из действующего оружия?

— Малые ракеты СР-01 и СР-3А, лучеметы и нейтронная пушка.

Нейтронное оружие всегда влекло Тимура Ибрагимова: выстрелы эффектно освещали космос желтыми всполохами. Впрочем, в этом своем эстетстве капитан никогда не признавался ни нынешнему экипажу, ни предыдущему, и сам считал это непростительной слабостью.

Ибрагимов нажал несколько кнопок на пульте корректировки стрельбы и ввел капитанский код разрешения открыть огонь.

— Отлично, залп!

Кеплер подошел к пульту стрельбы и передал на батареи приказ стрелять по двигателю. Очевидно, на дредноуте заметили их активность, так как «гаргариск» остановился, не приближаясь более к двигателю.

Установленная в центре верхней палубы нейтронная пушка зажужжала роторами и сервомоторами, разворачиваясь прямо по курсу. Как на учениях, стрелки быстро навели орудие на двигатель. Кольцевые ускорители засветились ярким желтым пламенем. Шел этап заряда нейтронов.

— Стойте! — закричал Джемисон. — Вы что, не понимаете?! Если мы уничтожим его, у них не будет причин, чтобы не покромсать нас в капусту! Ты ополоумел, что ли, Тимур?

— Заткнись, простейшее, — бросил ему презрительно Ибрагимов, отворачиваясь к большому экрану.

Яркий всполох закрыл обзор ослепительными разводами. Словно протуберанцы солнца коснулись обшивки корабля и улетели туда, дальше, в сторону дредноута. От выстрела корабль вздрогнул и заскрипел, казалось, от удовольствия. Обшивка промурлыкала как кот, наевшийся сметаны.