Виталий Трофимов-Трофимов - Пять звезд капитана Ибрагимова. Том I

Зигфрид Кеплер остался сидеть на диване после того, как Хаммерхэд покинул кабинет капитана. Прошло больше часа, но его непосредственного присутствия на капитанском мостике не требовалось: работа кипела сама собой. Только одиночные звонки интеркома и короткие рапорты о произошедшем выводили его из состояния прострации и унылых размышлений.

Взрыв на борту крейсера — лишь техническое препятствие на пути к достижению цели. Так думал Кеплер, попытавшись отбросить лишние эмоции, которые не только не помогали в разрешении загадки, но и заставляли отвлекаться на что-то сугубо человеческое, а значит тратить такое драгоценное время!

— Может, стоит начать думать как Ибрагимов? — спросил он сам себя.

Секунду спустя он поднялся с дивана, подошел к столу, открыл отделения, в одном из которых обнаружил початую бутылку коньяка и книгу с картинками «Старик и море», заложенную посередине галстуком. На бутылке сам Ибрагимов маркером приписал надпись «Перед злоупотреблением охладить». А в углу книги виднелась другая надпись, типографская: «Для среднего школьного возраста». И они удивительным образом дополняли друг друга.

Сделав несколько глотков, старпом снял с себя китель, потом рубашку, потом накинул китель поверх майки и застегнул его криво, со смещением на одну пуговицу. Верхние две пуговицы он не застегнул. Потом достал галстук и повязал его на шею, прямо поверх майки, свободный конец заправив под китель. Пока он проворачивал такую гардеробную метаморфозу, книга, что он вынул из отделения, упала на пол, открывшись на последней странице.

— «Наверху, в своей хижине, старик опять спал. Он снова спал лицом вниз, и его сторожил мальчик. Старику снились львы» — прочел Кеплер последнюю строчку повести.

Если герою произведения сбрить бороду, он бы походил на Ибрагимова. Во всяком случае, именно так его видел автор книжных иллюстраций. Интересно почему? Ведь явно же не случайно!

Входя в образ, Кеплер не стал поднимать книгу. Он подошел к аквариуму, кинул в тухлую воду щепотку рыбьего корма, гордо выпрямился, заложив ладонь за криво застегнутый отворот униформы, и задумался. Никаких особых идей не возникло, кроме той, что он выглядит достаточно глупо, и это будет повод для шуток, если в кабинет кто войдет.

Расслабившись и шумно выдохнув, старпом прошел обратно на диван, завалился на него и запрокинул голову на спинку. Вспоминались шуточки и афоризмы начальства, но никаких собственных идей не приходило.

Поразмыслив над тем, что, возможно, подражать Ибрагимову — неправильный путь, он хотел было приподняться, как пневморучка свистнула, и дверь в кабинет бесцеремонно распахнулась. В двери стоял капитан. Его измученное наркозом лицо и плохо перевязанные раны на ногах говорили о том, что он сбежал из медотсека прямо во время процедур.

— Ты чего творишь? — с порога выпалил капитан.

— Решил думать как Ибрагимов… — неубедительно произнес старпом.

Капитан пренебрежительно фыркнул, признание не произвело на него должного впечатления. Это его отличительное качество: пренебрежение даже пред ликом смерти. До самой смерти тут, разумеется, далеко. Но и нормальным его состояние тоже не назовешь.

— Ты когда последний раз читал учебник по стратегии, жалкий выхлоп эволюции?

— А что не так?

— Там написано: «Ставьте себя на место противника». На место противника, Кеплер, а не на место Ибрагимова! Даже не думай подражать мне. Как в таких случаях говорит народная мудрость: «Сытый пешему — не голодный!»

Старпом пожал плечами.

— Я только хотел как лучше.

— Знаю, — проворчал уже спокойно Ибрагимов. — Просто я не всегда буду вас прикрывать. — Капитан бросил на колени Кеплера небольшой лоттер.

Офицер тут же почувствовал, как внутри просыпалось радостное предчувствие неизбежного успеха. Это тот момент, когда решение все же находится. Он не мог объяснить, откуда оно бралось, но всегда узнавал его, когда оно приходило. Теперь точно все должно закончиться удачей. Это говорила она, точка нуменозности, которую на корабле, похоже, чувствовал только он, Зигфрид Кеплер.

— Вы что-то нашли… — не то спросил, не то констатировал старпом.

— Я давно хотел показать тебе это! — уверенно произнес Ибрагимов.

Капитан выключил свет и в полумраке направился к дивану. Усевшись рядом, он начал шарить руками под подушками сидений. Через некоторое время он достал два темных предмета, которые Кеплер не мог определить во тьме. Один Ибрагимов отдал старпому, другой оставил себе.

Зигфрид попытался на ощупь определить, что это такое, и когда нащупал ремешки и лямки, сразу же узнал устройство. Он надел прибор ночного видения на глаза, и тьма в комнате моментально отступила. Окрашенная зеленым каюта сверкала словно днем.

— Зачем…

— Тихо! — оборвал Кеплера капитан.

Ибрагимов указал пальцем на аквариум, где в тине и грязи плавали кверху брюхом рыбки. Одна из них дернулась, вильнула хвостом, и, не чувствуя никакой угрозы, скользнула ближе ко дну, чтобы подобрать корм, брошенный туда совсем недавно Кеплером. Другие рыбины, видя, что с авангардом ничего не случилось, тоже приняли нормальное положение и начали кормиться со дна, медленно размахивая хвостом и плавниками.

— Мы искали признаки живого, — шепотом произнес Ибрагимов. — А надо искать признаки недостаточно мертвого.

Он поднял с коленей старпома лоттер и включил его. На гибкой поверхности зажглись фотографии с одной из планет.

— Я рылся в архиве и наткнулся на это прелюбопытное гнездо.

Яркий свет ослепил прибор ночного видения. Кеплер поспешно отнял от лица устройство. Когда глаза его привыкли к полумраку, он вгляделся в фотографии с планеты категории «В», которая находилась в двенадцати часах полета от «Чумного денька». Ничего особенного: руины первых попыток терраформирования, каких по всей звездной системе полно. На фотографии виднелись вышки добывающих блоков и администрации, жилые корпуса, столовая. Все разрушено века назад самими компаниями, когда те покидали систему. Остальное уничтожили ветры и перепады температуры. Ничто не выдавало новых обитателей этого захолустья.

— В чем подвох?

— Камни…

Ибрагимов бесцеремонно ткнул пальцем в центр изображения. Лоттер приблизил край здания с отколовшимся углом. Трехтонная часть плиты валялась неподалеку от строения. Ее внешний вид не выглядел подозрительно: внешняя сторона темная, обтесанная песчинками, которые поднимает в воздух сильный ветер, внутренняя — неровная, выщербленная, как и полагается сколам.

— И что я должен увидеть?

— В стратегии действует не прямая логика, а парадоксальная. Я недавно объяснял это Немову. Когда человек строит мост, ему не надо переживать, что река специально подточит опоры моста. Но когда человек сталкивается с чужой волей, ему надо понимать, что противник так же искушен в вопросах стратегии, и он будет противодействовать твоим целенаправленным действиям. Поэтому грязная, кривая и идущая по болотам дорога окажется самой выигрышной.