Виталий Трофимов-Трофимов - Пять звезд капитана Ибрагимова. Том I

— Ты чего тут делаешь? — спросил с ходу Кеплер.

— Я здесь из-за Ибрагима Нокриба. Он единственный говорит на общем языке.

— Ты ищешь этого радикала?

— Уже нашел. — Макаров кивнул в сторону человека на стуле.

Моментально забыв о своих обидах, старпом с любопытством взглянул на допрашиваемого. Ничего особенного, обычный беженец, каких тут сотни. Оставалось загадкой как именно адъютант Ибрагимова смог найти среди них того самого человека, который хамил в эфире минус-связи, но Кеплеру казалось, что он и не хочет знать подробностей этого дела. Во всяком случае, как офицер и как второе лицо на крейсере «Чумной денек».

— Так вот ты какой, конь педальный!

Нокриб улыбнулся.

— Ну, по крайней мере, вы победили. Наша умма поспорила. Победили те, кто считал, что у вас получится. Остается только признать поражение. Когда караван поворачивает назад, хромой верблюд рожает мышь! Шейх сдается!

— А вы Тимуру Ибрагимову часом не родственник?

— Это вы про того злобного старикашку, что кричал в эфире? — Суннит презрительно посмотрел сперва на Кеплера, затем на Макарова. — У меня родни среди кафиров нету.

— А зачем вы людей убили? — вмешался Макаров.

— Это мунафики. Они оказались против плана Аллаха, властителя миров, и не уважали слова пророка Мухаммеда, мир ему. А как вы появились, так и вовсе сошли с ума.

Кеплер пожал плечами, присмотрелся к радикалу, обошел его по часовой стрелке и снова встал на то место, с которого все и началось. Звездный суннит не проявлял никаких признаков беспокойства: радостно отвечал на вопросы, слова произносил живо и с чувством, без акцента, словно это слова его родного языка.

Видя беспокойство Зигфрида, Макаров вопросительно кивнул.

— Можно тебя на пару минут? — произнес задумчиво старпом и вышел из комнаты для допроса.

Макаров последовал за ним.

— Тебя ничего не смущает? — спросил Кеплер, как только они оба оказались на достаточном удалении от помещения.

— Ну так, есть небольшой список.

— Откуда он знает наш язык?

Макаров вопросительно скривил губы.

— Может, они хранили общий язык для какой-то цели? Ну, вот на такой случай как сейчас. И знали его, скажем, не многие…

— А когда явились мы…

— …они перебили всех, кто говорил на общем языке, кроме Нокриба…

— То есть, они убивали по лингвистическому признаку? — снова уточнил Кеплер. Скорее чтобы не упустить мысль. — Язык что-то означал. Или…

— … или они не хотели, чтобы тот, кто владеет языком, сказал нам что-то лишнее…

Кеплер достал из внутреннего кармана флягу, которой обычно поливал рассаду в своей каюте. Медленно отвинтив крышку, он приложил горлышко к губам и, не отрывая задумчивый взгляд от Макарова, сделал пару глотков. Что именно скрывали звездные сунниты? Да и вообще, правы ли они с адъютантом по поводу общего языка?

— Тут без Ибрагимова никак! — решил окончательно Кеплер и, вложив фляжку обратно во внутренний карман, направился обратно к стыковочному шлюзу, куда подали новую партию космических беженцев.

Состояние капитана оставляло желать лучшего. Хотя Рохес сделал все возможное с медицинской точки зрения, быстрого выздоровления ожидать не приходилось. Сам капитан сохранял мобильность и кое-как мог передвигаться по палубам, правда, больше всего он ходил по своему кабинету, но здраво действовать и руководить крейсером он мог с огромным трудом. Временами Ибрагимов проваливался в небытие, словно при нарколепсии. Травмы ног, контузия, отравление газами плохо сказывались и на режиме сна, и на режиме питания. То он отказывался от еды, когда приходило время обедать, то проваливался в глубокий сон — внезапно и без каких-либо внешних стимулов, и так же внезапно просыпался бодрым и веселым. Ненадолго, правда.

Прежде чем рассказать о своих с Макаровым находках, Кеплер несколько раз все взвесил. Потревожить капитана стоило хотя бы потому, что собственного решения он найти не мог, и никто на корабле волей или неволей помочь ему не в состоянии.

Когда старпом без стука вошел в кабинет капитана, тот лежал на диване, закинув ноги на спинку, и выводил пальцем в воздухе какие-то замысловатые узоры. Возле него на полу лежала допитая бутылка коньяка, к которой в свое время прикладывался и сам Кеплер. Чуть поодаль от нее стоял собранный кальян, над которым поднимался дымок. В воздухе пахло чем-то сладким.

Ибрагимов не заметил, как вошел Зигфрид. Он продолжал выводить в воздухе узоры, произнося слова на странном наречии.

— Товарищ капитан, — обратился старпом к Ибрагимову, — мы нашли Нокриба. И практически закончили эвакуацию к тому же.

— Скажешь, когда дойдет… — бросил капитан, и вернулся к своему эфирному рукоделию.

Кеплер снял фуражку, достал из кармана платок и отер лоб.

— Что дойдет? — спросил он несколько смущенно.

— Дойдет, что вы так и не нашли звездных суннитов…

Несколько ошарашенный парадоксом, старпом огляделся по сторонам — не то в поисках ответа, не то поддержки.

— Садись, — произнес капитан.

— Да нет, я…

— Чего рогами уперся? Садись. В рогах правды нет.

Кеплер взял гостевой стул, приставил его поближе к дивану и сел. Ибрагимов не торопился раскрывать карты. Он прикрыл глаза, продолжая выписывать узоры в воздухе и произносить еле различимые звуки, казавшиеся Кеплеру знакомыми, но не узнаваемыми. Вряд ли Тимур Магомедович знал древнее наречие. Хотя от него можно что угодно ожидать в таких ситуациях.

— Да как же мы не нашли звездных суннитов-то? А это что за люди на миноносце, которых мы целые сутки перевозим!?

— Жертва жестоким и алчным богам. А заодно личная расплата за то, что не слушали предупреждений старейших…

— Ну, как тебе наш старпом? — поинтересовался Макаров у звездного суннита. А потом повернулся к выходу из комнаты и крикнул: — Принесите попить чего-нибудь, а то горло пересохло!

Как только принесли чай, адъютант с удовольствием налил себе кружечку душистого напитка и с радостью размешал сахар. Разумеется, он не стал предлагать угощение задержанному, и явно этим гордился.

— Толковый…

— Нихрена ты в этом не разбираешься, Ибрагим! — неожиданно произнес Макаров. А потом, изрядно повеселев, добавил: — Хочешь, расскажу, как все было на самом деле?

— А что, была какая-то история?

— Ну, разумеется, ты думаешь, что всех обманул!

Лицо звездного суннита практически не изменилось, такое же расслабленное и улыбчивое на первый взгляд. Единственно, что его выдавало, это глаза. Вся хитрость и лукавство, что заключались в них, куда-то испарились. Серьезный и тревожный взгляд сложно спрятать, а от тех, кто видит все насквозь, спрятать такое вообще невозможно.