Саба Тахир - Жнец у ворот [litres]

В самый темный час ночи меня охватывает сон. Я задремала и во сне лечу над Землями Ожидания, скользя над верхушками деревьев, ощущая восторг и страх. Мой народ. Они держат в заключении мой народ. Все, что я знаю – это то, что я должна прийти к ним. Добраться до них, если только возможно…

Я пробуждаюсь от накатившего на меня сильнейшего ощущения, что происходит что-то ужасное. Деревья, которые меня окружают сейчас, не те, под которыми я засыпала. У этих деревьев стволы широкие, как улица в Адисе, и они пульсируют зловещим красным светом, будто горят изнутри.

– Приветствую тебя в нашей тюрьме, Лайя из Серры.

Князь Тьмы возникает из тени. Голос его звучит почти нежно. Он протягивает свои странно мерцающие руки к древесным стволам, будто желая их обнять. Деревья шепчут ему что-то невнятное. Одно слово, которое я не могу расслышать. Но он жестом заставляет их умолкнуть.

– Это ты… ты перенес меня сюда?

– Мои братья перенесли тебя. Будь благодарна за то, что при этом они ничем тебе не навредили. Они могли разорвать тебя на тысячу кусков.

– Если бы ты мог убить меня, ты бы уже это сделал, – отвечаю я. – Меня защищает Звезда.

– Это верно, любовь моя.

Я кривлюсь от отвращения.

– Не называй меня так. Ты ничего не знаешь о любви.

До сих пор он стоял ко мне спиной – но теперь разворачивается, и его взгляд обездвиживает меня.

– Увы, знаю. – Горечь в его голосе заставляет сворачиваться воздух вокруг него, настолько она древняя. – Я был рожден для любви. Это было мое призвание, цель моей жизни. А теперь это мое проклятие. Я знаю о любви больше, чем кто-либо другой из живущих. И уж точно больше девчонки, которая готова отдать свое сердце первому встречному.

– Скажи мне, где Элиас.

– Не торопись, Лайя. Ты всегда так торопишься. Прямо как твоя мать. Посиди немного с моими братьями. У них так редко бывают гости.

– Ты ничего не знаешь о моих родителях. Скажи мне, где Элиас.

Горло мое перехватывает, когда Князь Тьмы снова подает голос. Голос его звучит слишком интимно, как будто он пытается добиться от меня близости.

– А если я не скажу тебе, где Элиас, что ты сделаешь? Уйдешь отсюда?

– Именно так, – отвечаю я, но голос мой звучит слишком слабо. Ноги, похоже, онемели. Небеса, мне плохо. Я наклоняюсь вперед, касаясь руками земли, и мое тело сотрясает судорога. В голове возникает единственное слово, которого я никак не ожидала. Дом.

– Земли Ожидания говорят с тобой, Лайя из Серры. Они знают тебя.

– Но… но почему?

Князь Тьмы смеется, и его смеху вторят голоса джиннов из рощи. Смех заполняет воздух, накатывая со всех сторон.

– Потому что они – источник всей магии, существующей в мире. Все мы связаны с ней, а через нее – и друг с другом.

Где-то в этих словах таится ложь. Я чувствую ее. Но в них есть и правда, и я никак не могу провести между ними границу.

– Скажи мне, любовь моя, – в его устах это слово звучит оскорбительно. – У тебя бывали видения после того, как ты пользовалась своей магией?

Кровь моя холодеет. Тюремная камера. Поющая женщина.

– Так это ты посылал мне видения? Ты… ты следил за мной?

– В правде обретешь свободу. Позволь мне освободить тебя, Лайя из Серры.

– Мне не нужна твоя правда, – отвечаю я, желая изгнать его из своей головы, но он пробирается внутрь, скользкий, как угорь. Вместе со своими братьями он вцепляется в мой разум и сжимает его все крепче и крепче. Как я могла позволить себе заснуть! Позволить джиннам похитить меня! Поднимайся, Лайя! Беги!

– От правды не убежишь, Лайя. Ты заслуживаешь знать ее, дитя. От тебя ее так давно скрывали. С чего же мне начать? Может быть, с самого начала: с твоей матери.

– Нет!

Воздух вокруг меня колеблется. Я не знаю, реально ли происходящее, или это все наваждение. Передо мной появляется моя мать. Она беременна. Я понимаю, что она беременна мной . Она расхаживает туда-сюда по лужайке перед домом, говоря с моим отцом. Вдалеке видны поросшие лесом зеленые горы Маринна.

– Нам нужно возвращаться, Джахан, – говорит она. – Как только ребенок родится…

– И ты предлагаешь взять ребенка с собой? – отец проводит рукой по своим густым, непослушным волосам, которые я у него унаследовала. Позади звенит детский смех: это Дарин, толстощекий младенец, ничего не понимающий в происходящем. Он смеется на коленях у Лиз, которой на вид лет семь. При виде сестры мое сердце сжимается. Я ведь так давно ее не видела. В отличие от беззаботного Дарина, она смотрит на мир настороженно, глаза ее тревожно перебегают от отца к матери. Она – ребенок, чье счастливое детство отравлено непонятными разногласиями родителей. В ее мире порой бывает солнечно, но чаще там гремят грозы.

– Мы не можем подвергать детей подобной опасности, Мирра…

Темнота. Я чувствую запах раньше, чем вижу свет. Это запах цветущих абрикосовых деревьев и горячего песка. Я в Серре. Снова передо мной появляется мать, она одета в облегающую кожаную одежду, на плече – лук и колчан. Ее светлые волосы стянуты в пучок на затылке, взгляд яростный. Она стучит в дверь – давно знакомую старую дверь нашего дома. Отец, стоящий рядом с ней, опускается на колени. На одном плече он держит меня, на другом – Дарина. Мне четыре года, Дарину – шесть. Отец целует наши щечки снова и снова, что-то шепчет нам, только я не слышу слов.

Дверь открывается, и на пороге появляется бабушка. Она уперла руки в бока и выглядит настолько сердитой, что мне хочется крикнуть: Пожалуйста, не сердись! Потом ты пожалеешь, что сердилась на нее! Ты будешь так сильно скучать по ней, страдать из-за того, что много лет назад не поприветствовала ее раскрытыми объятиями. Бабушка окидывает взглядом моего отца и нас с Дарином. Потом делает шаг в нашу сторону.

Снова темнота. И наконец – знакомое место, которое я предпочла бы никогда не видеть. Темная комната, светловолосая женщина внутри… Теперь я узнаю ее. Это моя мать. И эта комната – не просто комната. Это тюремная камера.

– Правда освободит тебя от иллюзий, Лайя из Серры, – шепчет голос Князя Тьмы. – Освободит тебя от груза надежды.

– Я не хочу этого, – но образ моей матери не спешит растворяться. – Я не хочу быть свободной. Просто скажи мне, где Элиас, – умоляю я, запертая в тюрьме собственного разума. – Отпусти меня.

Князь Тьмы безмолвствует. Вдалеке трещат факелы, дверь в камеру моей матери отворяется. Внезапный свет освещает ее, и я вижу следы ударов, раны на ее теле, спутанные волосы, крайне истощенное тело.

– Ну что, ты готова к сотрудничеству? – спрашивает ее холодный, как зима, голос, которой ни с чем не спутаешь.

– Я никогда не буду сотрудничать с тобой, – и моя мать плюет под ноги Керис Витурии. Комендант намного моложе, чем сейчас, но выглядит не менее грозно. До меня доносится тонкий плач ребенка. Я знаю, кто это плачет. Это Лиз, моя сестра.