Денис Игумнов - Ночная смена [SelfPub, 18+]

Мертвецы идут толпой по коридору и останавливаются напротив комнаты, где заперт некрофил. Их гнилые мозги наполнены зудящим желанием мести. Никто не может тревожить сон мертвых безнаказанно. Им, этим преступникам, бросившим вызов самой смерти, обычно еще при жизни приходится отвечать за свои гнусные деяния. Реже они умирают своей смертью, преждевременно радуясь, что ушли от справедливой людской кары, не зная, какая ужасная участь их ждет за порогом сырой могилы.

Егорушка лежал под полками, заставленными банками с химикатами и упаковками с таблетками неизвестного ему назначения. В кладовой было темно, лишь через щели между полотном и косяком двери пробивались отдельные лучики тусклого света. После того как его сюда притащили, страх подозрительно быстро испарился, его сердце, как это ни странно, наполнили уверенность и спокойствие, будто в его вены неведомая могущественная сила впрыснула изрядную дозу морфия. Под этим расслабляющим воздействием он раз за разом прокручивал у себя в голове сцены своих недавних половых подвигов. Испытывая чудовищное возбуждение, некрофил чувствовал свой напрягшийся, как фонарный столб, член, изогнувшийся чугунной дугой и головкой уткнувшийся ему в солнечное сплетение. Открыв рот и полузакрыв глаза, он грезил наяву.

Из мира мерзостных воспоминаний Егорушку вытащило вначале лишь легкое изменение окружающей реальности. Сначала лучики света стали пропадать один за другим, затем он услышал бесконечно противные скребущие скрипы и, наконец, стоны. За этим последовали стуки, невидимая масса навалилась на дверь, и петли, вмурованные в бетон, закашляли серой пылью. Дверь напряглась, вогнулась внутрь и задрожала. Некрофил сел и спиной прислонился к закачавшемуся стеллажу с лекарствами. На его голову посыпались коробочки разных препаратов и цветные пузырьки. Настало время и такой закостеневшей во зле твари испытать настоящий ужас. Замок не выдержал первым, со звонким «дзинь» он лопнул, разлетевшись мелкими частями в разные стороны. Один из его винтиков, пролетев короткие два метра, ударил в щеку некрофила, пробив кожу, он глубоко вошел в мясо, оставив на виду только свою щербатую шляпку. Но он не обратил на это внимания, потому что в дверной проем полезли его давнишние клиенты. И хотя вначале хлынувший из коридора поток света на секунду ослепил его, и он еще не разобрал деталей ни одного лица, Егорушка по хорошо знакомому ему, вожделенному запаху узнал их. Его последний вскрик был похож на женский. Вся боль, существующая на свете, уместилась в минуту короткой агонии. Мертвецы разорвали его заживо и сожрали. Не осталось даже говна, только душа извращенца черным дымом коптящей резины зависла над местом расправы. На секунду задержавшись, она получает из пучин беспредельной бездны приказ от тайного господина всех болезней, извращений, оживших трупов и, влекомая этим ясным сигналом, летит сквозь толпу мертвецов, злорадно предвкушая продолжение банкета, ищет, ищет и вскоре находит. Стелясь по полу черной копотью, молниеносной змеей заползает по ногам искомой женщины к ней во влагалище и сквозь стылую слизь и лохмотья разрывов пробивается дальше в матку. Там она сворачивается в клубок, выпускает отростки острыми иглами, вонзающимися в ее внутренние стенки. Мертвая женщина чувствует боль в животе, судорога наклоняет ее вперед, и, пока все остальные направляются к лифтам, она, противясь общему желанию, уходит в котельную.

Я спускаюсь на скрипящем лифте под землю. Выхожу в коридор, что-то заставляет меня повернуться направо, и тут же словно толкает огромная рука и останавливает. Я отказываюсь верить своим глазам. Около комнаты, в которой я запер некрофила, стоит толпа голых людей. Первая мысль: «Откуда они здесь? Может быть, это больные пришли сюда через туннель? Но зачем?» Правда, это мимолетное заблуждение быстро проходит. Я отчетливо различаю на их животах и грудных клетках швы после вскрытия, их тела неестественного цвета, а глаза мутны, как бульон, сваренный из тухлых карасей. Они меня тоже замечают, все новые трупы выходят из кладовой, и все вместе они, покачиваясь, разворачиваются и идут на меня. Среди них я замечаю и Вику, ее огромные глаза словно залиты изнутри воском. Ее трясет, сгибает, и она, повернувшись ко мне фиолетовой спиной, уходит в противоположном общему потоку мертвецов направлении.

Я еще могу вернуться назад и подняться на первый этаж на лифте, но тогда они поднимутся за мной и тем самым загонят в ловушку, из которой мне не выбраться. Нужно бежать по правому ответвлению туннеля, ведущему в больницу, но именно там собралась основная масса мертвецов. Голова работает потрясающе ясно, мысль, подстегиваемая инстинктом самосохранения, летит со скоростью света по нервным отросткам синапсов, и ко мне приходит идея. Руководствуясь этим наитием, я стремглав бегу налево. Слышу, как за мной шуршит и шлепает лава мертвой плоти. Выяснять, что им, мертвым, от меня, живого, надо, нет никакого желания, понятно, что непосредственное знакомство с ними ничего хорошего не сулит.

Я забежал в холодильник, и мне осталось выбрать лишь место моего временного убежища. Затаившись и замаскировавшись, начинаю ждать. Секунды ожидания томительны и похожи на неосторожных насекомых, намертво завязших в густом меду. Мне становится холодно, кончики пальцев ног немеют, вся кровь от конечностей отливает к сердцу. Оно надувается и начинает колотиться в ритме бешеного галопа. Я слышу его стук, мне страшно от кажущейся громкости этих звуков. Вдруг и они услышат удары моего сердца? Тогда мне конец. Первые из них вступают в холодильник, сквозь узкую щель в укрытии я вижу их блестящую от формалинового пота кожу. Наверное, когда во время движения из них выходят бальзоманты, ведь вся остывшая кровь из них выпущена и вместо нее по их жилам течет проклятая химия. Чем они ближе ко мне, тем отчетливее я ощущаю резкий запах окончательного приговора высшего судьи – смерти, осужденной на постоянный, безоговорочный проигрыш беглецу – жизни. Один из трупаков подошел ко мне совсем близко, его вид казался особенно отвратительным. Человек-герпес, иначе и не назовешь. Его желтая кожа, на которой даже жалкий сантиметр не оставался свободным, была покрыта созревшими черно-синими нарывами и прозрачными пузырями размером с яблоко, сочащимися гноем. Лицо имело вид сплошного раздавленного фурункула, а макушку, как корона, венчала шишка, наполненная вонючей лимфой гигантского прыща. Пройдя мимо меня, он присоединяется к броуновскому движению остальных его коллег. Постепенно они заполняют весь холодильник. Они ищут меня. Собрав всю свою волю в крепкий кулак, считаю до двадцати пяти и молюсь, чтобы не выскочить раньше времени, до того, как все они набьются в холодильник. Жду еще, считая до десяти – медленно, перемежая цифры с буквой «и». Пора. Рывком сбрасываю с себя зеленую прорезиненную простынь, обычно в этом заведении служащую временным покрывалом для покойников. Она пропитана запахами постоянной смерти и перебиваемым искусственной органикой, но все же ощутимым тонким ароматом тлена. Все это время я прятался за тяжелой дверью, там, где меня поджидал мой первый мертвый рассказчик. Именно он, отравленный бледной поганкой, преданный и убитый собственной женой гость моих видений, показал мне место, вдохновил на этот безрассудный подвиг. Стремительно торопясь, ненормально быстро карабкаюсь по двери наверх, там я, подкидывая свое тело словно пушинку, перекидываю себя через створку, скольжу между гибких полосок тепловой защиты, ударяюсь об пол, перекатываюсь и оказываюсь в свободном от мертвецов коридоре. Мне удается проделать это так быстро, что они еще только начинают поворачиваться, а я уже со всех ног мчусь, как мне кажется, к свободе. Туннель надвигается на меня кольцами, за мной начинается погоня, стоны и рев все громче, они все быстрее прокладывают путь к моим ушам. Я пробегаю около приоткрытой двери, ведущей в котельную, и слышу искаженный смертью женский крик. Времени разбираться нет, и, не останавливаясь, я несусь дальше.