Денис Игумнов - Ночная смена [SelfPub, 18+]

Опять бег, опять полутемные коридоры, где за каждым поворотом меня мог ждать зомби. Они бросались на меня из углов, прыгали с потолка, двигались наперерез, но моя удача была сильнее их злобы. Мое сознание и подсознание лихорадочно искали выход, и я с каждым своим шагом стал все отчетливее видеть перед собой летящую впереди меня птицу, на белых крыльях которой тайными знаками был начерчен план спасения из этого ада. Я знал и неизменно всем говорил: выход есть всегда! Надо только верить, и тонущая в сметане лягушка за ночь может взбить из него кусок масла. Домой, я всего лишь хочу вернуться домой! У меня осталась всего минута. На втором этаже я забегаю в лабораторию (я увидел ее, когда пробегал в первый раз, стремясь забраться как можно выше), там нахожу спирт, вазелиновое масло, соду, эфир, глицерин, азотную кислоту, присыпку. Все это смешиваю в толстостенной пятилитровой бутылке, затыкаю горлышко намоченным в спирте бинтом и бегу на первый этаж.

За мной несутся, мыча и рыча, мертвецы, а впереди меня ждет Змеелис. Он заметно похудел с нашего последнего свидания, притаившись, как бродячий кот, ждет меня прямо около лестницы, ведущей в холл. Я это знаю, и он знает, что я знаю. На это я и рассчитываю. За три шага до двери я поджигаю бинт, он загорается холодным тягучим пламенем, похожим на воду медленно текущей безымянной деревенской речки. Рывком распахиваю дверь и не глядя бросаю бутыль налево, туда, где прячется он, считающий себя победившим. Происходит маленький взрыв, горящая жидкость брызгает в стороны, и ее тяжелые масляные капли орошают плоть безумного бога. Конечно, эта примитивная зажигательная бомба не может его убить, она только заставляет его, визжа и скрипя чужими сухожилиями, отступить.

Сполна воспользовавшись этой возможностью, проношусь по холлу, попадаю в подземный туннель и, активно перебирая ногами, лечу обратно в морг. Бог уже опомнился и, окутавшись пылающей яростью, коптя горящим мясом, бросился в погоню. К этому моменту я успел оторваться на пятьдесят метров, и даже на таком расстоянии я чувствую его раскаленную неожиданным поражением ненависть. Мою спину обдают ее горячие душные волны, полные яда.

Мне надо в котельную, и довольно скоро я достигаю цели. Запираю дверь на засов и ищу. Ее тело я нахожу рядом с чугунной дверкой газовой печки. Разорванный практически надвое труп Вики лежит спокойно и совсем не проявляет признаков жуткой потусторонней жизни. Паук высосал из нее все соки, не оставив в ее теле даже следов мерзкой активности, заставляющей других мертвых двигаться.

В дверь начинает ломиться Змеелис. Скорее, промедление сейчас хуже смерти. Действуя по наитию, я встаю на колени, закрываю ей глаза, как могу, придаю ей приличный вид. Начинаю произносить слова молитвы, они исходят из светлой глубины моей души. Даже в этом окружающем меня со всех сторон непроглядном сатанинском мраке внутри человека может сохраниться уголок божественного света. Вечное сияние солнца – добра, живущего в сердце каждого человека, – может стать путеводной звездой в любой злой ночи. И я молюсь:

– Вика, прости меня, прости своего парня, прости студента, прости насильника. Прости всех своих мучителей, забудь обиды и издевательства, как полученные при жизни, так и причиненные тебе после смерти. Упокойся с миром, отринь зло, очисть свое сердце от ненависти. – Удары в дверь стали раздаваться чаще и громче, треск и скрежет оповещали о том, что путь для Змеелиса и его слуг почти свободен. – Пускай омоется твое тело чистой водой святых слез и избавится от всякой скверны. Пускай душа твоя спокойно примет смерть и летит прямиком на небо. Упокойся с миром. – Дверь в котельную вылетела, и демон, не способный из-за своих размеров войти, запустил внутрь мертвецов. – Прости, прости, прости. Покойся с миром, Вика.

С последними словами в печи зажигается огонь. Именно там открывается лаз в мир живых. Одновременно с этим тело Вики тает, как кусок рафинада в крутом кипятке. Душа Вики успокаивается и летит в рай. Ворота открыты, я отодвигаю дверку в топку и влезаю прямо в ревущее пламя, мою кожу на ладонях и коленях обжигает раскаленное железо. В последний момент чья-то рука хватает меня за ботинок, я лягаюсь, как необъезженный конь, и проваливаюсь в обжигающий огонь.

Прихожу в себя лежа на холодных форсунках в темном жерле печи. Одежда в подпалинах и дырках, на коленях и ладонях кое-где волдыри, предплечья и ляжки в порезах, а так, со мной все в порядке. С опаской выбираюсь из топки. Везде царит тишина. Железная дверь, ведущая из котельной в коридор, цела, со скрипом открываю ее и по озаренному ровным, обычным электрическим светом коридору иду к лифту. Все работает. В дребезжащей кабине поднимаюсь наверх. Иду на свой пост, на висящих в коридоре часах шесть утра. В окно светит спокойное утреннее солнце. Я выхожу на крыльцо, на улице по-летнему тепло, пахнет свежестью, разноголосо поют птицы. Вдыхаю полной грудью аромат лета, молодости, жизни. Какая радость! Я чувствую огромное облегчение. Моя ночная смена закончилась.

Только вот дверку печи за собой, мне кажется, я зря забыл закрыть.

Тяжелая бронированная дверь, сокрытая где-то глубоко под землей, в ней квадратное смотровое окошко величиной с форточку, как в старом деревенском доме, закрытое стальной заслонкой. К двери не спеша подходит человек в камуфляжной форме со знаками отличия старшего лейтенанта. Он отвинчивает винт на заслонке и отодвигает ее в сторону. Там его взору открывается ограниченная рамками смотрового окна густая тьма, в центре которой фосфоресцирует белым пятном лицо с красными, налитыми лютой злобой глазами, искаженное нелепой гримасой приобретенной ненависти. Мгновение оно пристально смотрит на безымянного лейтенанта, а затем наклоняется вперед и на секунду растворяется в окружающем его мраке. Почти сразу же оно снова выныривает на поверхность, и вот лицо уже как будто обычное, нормальное человеческое, только очень бледное. Лицо немного приближается к окошку и, растягивая губы в умирающем шепоте, говорит:

– Мне нужныыы свежие мозгииииии.

После этих непонятных слов оно смещается в сторону и окончательно исчезает из вида. Военного бьет мелкий озноб, и в области подмышек и на спине видны все более увеличивающиеся мокрые разводы от активно выделяющегося пота, хотя температура в подземелье не превышает пятнадцати градусов тепла. Лейтенант, шатаясь, будто крепко выпивший, отходит к боковой стене и, шурша по ней своей формой, опускается на бетонные плиты пола. Ноги его вытягиваются в стороны ученической галочкой, спина остается идеально прямой, и в такой нелепой позе лейтенант застывает. Зачем он здесь сидит? Чего ждет? Через некоторое время раздается слабый стук, бронированная дверь медленно отворяется. Военный не может пошевелиться, он в ужасе всматривается в темноту в течение нескольких секунд. И все равно резкий бросок из черноты становится для него неожиданным. Крикнуть он так и не успевает…