Денис Игумнов - Ночная смена [SelfPub, 18+]

– Да, но эта активность не только весьма нетипична, она вообще не подвластна логике, – потягивая из своего бокала коньяк, заявил Павел. – Клетки то впадают в состояние, очень похожее на анабиоз, а то начинают усиленно размножаться. И это при том, что их клеточная структура ничем не отличается от стандартных образцов.

– Отличается, Паша, отличается, мы только не знаем, чем. Вот посмотри запись последнего эксперимента, – отставив в сторону свой бокал и повернув экран ноутбука к Павлу, произнес Виктор Степанович.

После заставки в виде символа войск РХБЗ во весь экран началась запись. В маленьком помещении размером со стандартную операционную на двух столах лежали трупы. На первом столе чудовищно обезображенные обгорелые останки, крепко стянутые многочисленными ремнями, подрагивали и слабо шевелились. Несмотря на то что у тела не было головы, рук и ноги, оно явно пыталось выбраться из сдерживавших его пут. На втором столе неподвижно лежал также связанный ремнями свежий труп молодой брюнетки. Расстояние между двумя столами составляло не больше метра. В кадр вошел человек в полном костюме химической защиты. В правой руке он держал хромированную спицу с заостренным концом. Он вонзил спицу прямо в широкую рану на груди обрубка, несколько раз повертев ее там, вынул и вытер кончик спицы о бедро мертвой женщины, после чего отошел в сторону. Примерно через минуту женщина задергалась, ее нижняя челюсть отпала, и из горла раздался оглушительный свист, почти сразу перешедший в визг. Ее голова вертелась из стороны в сторону, с силой стукаясь затылком о железную поверхность стола. Она так раскачивала его, что ремни скрипели, а крышка дрожала. К столу подошли еще два человека, одетых в костюмы химзащиты, один из них фиксировал ее конечности, пока другой набирал кровь из вены и брал пункции разных тканей и органов. Особенно запоминающимся получился забор спинномозговой жидкости. Один из экспериментаторов с заметными усилиями двумя руками притянул голову женщины к ее груди и так удерживал. Второй, воспользовавшись тем, что шея ожившего трупа оказалась открыта, взял в руки механизм, похожий на большой шприц и, отбросив в сторону мешавшие действию свалявшиеся в паклю волосы, воткнул жало шприца между шейных позвонков. Раздался неприятный резиновый скрип, и емкость стала наполняться мутной жидкостью. Женщина рычала и скрежетала зубами. Закончив с анализами, два человека, запакованные в непроницаемую для заразы специальную одежду, ушли. Как только они удалились, появился солдат с ранцевым огнеметом и пустил огненную струю в изгибавшуюся штопором женщину. Огонь сразу пробил себе дорогу, спалив кожу на боку, как папиросную бумагу, и обнажив начавшие обугливаться кости. Труп окутался синим коптящим пламенем. На этом моменте профессор остановил запись и сказал:

– Дальше неинтересно. Интереснее другое, а именно – за кадром остался другой эксперимент, надо сказать, более занимательный.

– Чем же он вас так поразил?

– В нем в одной комнате с зараженным объектом на ночь оставили труп. Никто на этот труп активный биоматериал не наносил, и все равно он через несколько часов ожил.

– Как же так? Этого быть не может.

– Однако это факт. Находящаяся хотя бы в минимальном контакте с исследуемыми объектами мертвая плоть словно пропитывается некой черной энергией, вселяющей в нее извращенное подобие жизни. Помимо этого, ты знаешь, мы установили: исследуемые клетки наиболее активны в ночное время. Любой свет, включая и обыкновенный электрический, но все же в большей степени солнечный, тормозит обменные процессы в тканях оживших трупов. Днем они не способны передвигаться вообще, а при воздействии электрического света полностью теряют ориентацию и становятся пассивными и не представляющими угрозу, их нервная система впадает в подобие паралича, при сохранении рефлекторной мышечной активности. И еще одна особенность, касающаяся света, – свет, пропущенный через синий фильтр, не дает такой реакции, объекты остаются весьма подвижными и целеустремленными, если так можно выразиться.

– Так что же это, профессор?

– Не знаю, и это пугает меня больше всего. На ближайшем военном совете, через два часа, я буду требовать полного уничтожения объектов. Доказать это нашему шефу, доктору Королеву, будет довольно сложно, учитывая, как он ухватился за возможность их боевого использования, – профессор тяжело вздохнул. – Но в конце концов, я думаю, он должен понять – они слишком опасны. Это просто чудо, что в первые часы удалось локализовать очаг их распространения. Чудо.

Павел шел по светлым коридорам подземного бункера и думал о последних словах своего научного руководителя. Сейчас он находился на военном объекте, расположенном под одним из городских парков на окраине города. В основном здесь работали специалисты в погонах, исключение составляли полтора десятка крайне необходимых для глубоко секретных исследований гражданских специалистов экстра-уровня, таких как он и профессор. Хотя он тоже являлся офицером запаса и проходил службу, опять же в войсках РХБЗ. Его привлекли к исследованиям сравнительно недавно – шесть месяцев назад. Пришли к нему прямо на работу (в коммерческую фирму, занимающуюся производством биодобавок) и доходчиво объяснили, так, мол, и так, Родина зовет. Почему пришли именно к нему? Во-первых, Павел окончил Менделеевский институт с красным дипломом, сумел получить кандидата, его работу заметили и высоко оценили. Во-вторых, свою армейскую службу он проходил на объекте уничтожения старых арсеналов химического оружия, что под Курганом. И там предложил несколько инновационных решений, сильно упростивших процесс уничтожения этих ядовитых боеприпасов. Такие вещи Министерство обороны не забывает. И за его, так сказать, карьерой пристально следили. Отказать он не мог, да и, честно сказать, не хотел. Ему даже нравилось заниматься чем-то таким, запретным, что ли. Да и приятным сюрпризом оказалось то, что в деньгах он почти не потерял. К тому же Павел был круглым сиротой. Его родители погибли в автомобильной катастрофе, когда ему исполнилось шестнадцать лет, а дедушки и бабушки к этому моменту поумирали. Его распирали амбиции и стремления к карьерному росту. Он хотел доказать, прежде всего самому себе, чего он на самом деле стоит. Поэтому Павел любил свою работу и хотел достичь самых высоких карьерных вершин. Как оказалось, государство финансировало подобные исследования более чем щедро. Заступая на новый пост, ему пришлось подписать бумагу о неразглашении, грозившую при нарушении данных обязательств ни много ни мало расстрелом. Служба безопасности работала четко, все двадцать четыре часа он находился под ее незримым контролем. Отслеживали все его передвижения, переписку, телефонные разговоры, встречи. Это немного напрягало в первый месяц, потом он привык. Зато его оберегали, ему выдали служебный пистолет с гордым экспортным прозвищем «Гюрза».