Джером Биксби - Врата времени [Сборник англо-американской фантастики]

А Бела в это время показывал Джонни свою комнату: старая кровать со столбиками, старинное кленовое бюро и резной сундук, набитый потрясающими игрушками, – Джонни таких еще не видел. Вскоре мальчики вышли в гостиную, и Бела объявил:

– Мама, мы идем играть.

– Хорошо, Бела. Но помни – ты должен быть дома до семи вечера!

– Да, мама.

– Ты ведь знаешь, какие это дни.

– Да, мама. – Бела неловко покосился на Джонни. – Я приду вовремя.

– Ты должен , – сказал мистер Ковач. – Как в Нью-Йорке. Ты знаешь почему. – Он повернулся к Джонни. – Надеюсь, вы не задержите его. Видите ли… он не вполне здоров… поэтому крайне важно, чтобы он вернулся домой до вечера.

– О, – сказал Джонни. – Я буду осторожно… то есть, я хочу сказать… я не буду… – и смущенно отвел взгляд, думая о том, что собирался сделать в пещере.

Когда он поднял взгляд, мистер Ковач все еще смотрел прямо ему в лицо, и Джонни показалось, что он смотрит сквозь его глаза прямо в мозг.

– Думаю, – проговорил мистер Ковач, – что тебе действительно следует быть осторожным в этом отношении.

Родители Белы вышли на крыльцо. У края кукурузного поля Бела и Джонни обернулись помахать им, и Джонни только тут заметил, что у обоих брови такие же, как у Белы: густые прямые полоски через весь лоб и переносье.

Вход в пещеры был снаружи всего лишь темной щелью в камне на склоне холма. Они, прыгая с уступа на уступ, взобрались к этой щели. Сверху припекало солнце, но из черного провала тянуло прохладой.

Джонни хотел уже лезть внутрь, но Бела задержал его.

– Джонни…

– А?

– Не забудь… я должен быть дома до семи.

Джонни расставил ноги, упер руки в бедра.

– Да гос-споди! Да! В сотый раз уже слышу! Да что с тобой такое стрясется, если ты опоздаешь? Тебе чего, лекарство надо пить какое-нибудь?

Бела потряс головой.

– Я не могу сказать. Но… ты не заблудишься, нет?

– Нет, конечно! – заверил Джонни, скрестив за спиной пальцы.

– Ты же слышал, что сказали мои родители… Я должен быть дома до того как взойдет луна.

– Луна !.. При чем тут какая-то луна?!

Бела только нервно взглянул в темноту пещеры.

Джонни не стал переспрашивать, только засопел.

– Луна, это надо ж придумать! – и решил, что ладно, Бог с ней, с луной. О чем только не беспокоятся эти ненормальные иностранцы. Особенно венгры.

Он все равно все об этом выяснит.

– Джонни… может быть, мне лучше не ходить туда? Пока.

Джонни с насмешкой спросил:

– Боишься?

– Не того, о чем ты думаешь, – глаза Белы вспыхнули. – Ты не поймешь.

– Ну ладно, пойдем… я обещаю, – он опять скрестил пальцы, – я не заблужусь.

Он повернулся и полез в щель. Бела помедлил секунду и последовал за ним.

Вообще-то, подумал Джонни, пробираясь на четвереньках по проходу, и пальцы скрещивать незачем было. Я ведь не заблужусь по-настоящему, просто притворюсь , что заблудился.

А может он и притворяться не станет – если Бела правда болен. Это совсем другое дело. Может, болезнь Белы многое объясняет, даже поведение старины Бастера. Собаки иногда странно ведут себя с больными людьми.

Впрочем, он не был уверен, что все дело в болезни. Что-то тут не так. Если Бела действительно болен, зачем разводить вокруг этого такие секреты? Или это какая-нибудь чертовски плохая болезнь? Но если так – почему Беле позволяют играть на улице и, может, заражать других людей? А мистер Ковач еще говорил, что Бела «подвижный». Что-то непохоже это на больного. И уж точно Бела не выглядит больным.

Джонни решил подождать и действовать по обстоятельствам.

Пол хода ушел вниз, сам ход повернул под прямым углом – и они оказались в пещере. Джонни включил фонарик. Бела ахнул.

Со всех сторон были занавеси, каскады и фонтаны из камня – серого, розового, голубого, зеленого, лавандового. Эти украшения начинались у входа и тянулись дальше вдоль шестидесятифутового склона, спускавшегося к полу пещеры, а там исчезали в чернильно-черной тени, которая казалась чем-то твердым.

Джонни поводил лучом фонарика, чтобы Бела рассмотрел все, что было интересного у входа. Затем он показал лучом на склон.

Пошли туда, вниз.

Через пастельные складки камня они пробрались к началу склона. Здесь их шаги сразу стали отдаваться гулким эхом; воздух был сухой и прохладный.

Темнота, казалось, старается раздавить яркий, твердый луч фонарика – но он носился как молния и ножом рассекал темноту, выхватывая чудеса формы и цвета.

– Смотри, – показал Джонни, – вон те волны на склоне – как ступеньки, видишь? Мы можем спуститься по ним. Ну, как тебе?

– Тут прекрасно, – прошептал Бела.

Они начали спуск. Джонни все время светил под ноги, выбирая путь по знакомым складкам камня и их цвету. Наконец они добрались до дна, и Джонни скомандовал:

– Вон туда.

Шагая по неровному полу пещеры, Бела озабоченно спросил:

– Ты знаешь, который сейчас час, Джонни?

– Около четырех… У тебя еще куча времени.

Скоро перед мальчиками открылись такие потрясающе красивые места, что Бела совсем забыл о времени.

Они проходили мимо фонтанов, каскадов, завес, колонн из камня, мимо удивительных каменных музеев; все светилось такими чистыми и мягкими цветами, каких не найти на поверхности земли. Они проходили мимо рядов зеленых, синих, ярко-оранжевых сталагмитов, навстречу которым с потолка спускались не менее красивые сталактиты; когда они смыкались, получались арки или лес колонн. Над ними нависали складчатые стены – точно застыл в одно мгновение поток голубой, розовой и пурпурной лавы.

Они проходили озера с иссиня-черной водой – такие гладкие и неподвижные, что хотелось коснуться воды и убедиться, что это не стекло.

Они поднимались по колоссальным склонам цветного камня – точно букашки среди гигантских елочных игрушек; а когда они достигали верха, Джонни выбирал какой-нибудь темный проход, который приводил мальчиков в королевские палаты из пурпура и слоновой кости, а из них витая алая лестница вела на коралловый балкон с зеленой и розовой отделкой, а с него новые коридоры звали к новым чудесам и тайнам.

Они пробирались по краю провалов – таких глубоких, что брошенная в них монетка исчезала без единого звука, даже отзвук эха падения не говорил об их глубине.

Один раз Джонни выключил фонарик и велел Беле стоять тихо – и мальчики замерли во мраке, вслушиваясь в тишину, которую не с чем сравнить, в ту абсолютную тишину, какая возможна лишь под землей.

Так тихо, что слышно тревожное биение сердца.

Наконец, когда Джонни решил, что уже около шести, он сказал Беле:

– Пожалуй, пора возвращаться. Если тебе надо домой к семи. Сюда.

Он провел Белу к самому выходу и там притворился, что потерял дорогу.