Михаил Француз - На пороге мира [litres]

– Сонина взяли?

– Пока нет. Он убыл вместе с принцем на Корсунь.

– Жестянкин с ними?

– Да, с ними. Но есть проблема.

– Какая? – нахмурился император.

– По оценке психологов, которые работают с Жестянкиным, он сейчас нестабилен. Смерть Гонцовой повлияла на него слишком сильно.

– Он же сам убил ее? Разве нет? – удивился император.

– Точно так. Убил. Как угрозу раскрытия. Она слишком близко подобралась к нему и вскрыла почти все слои его легенды, самостоятельно добралась даже до правды про Кашима, пусть пока и не всей, и требовала раскрыть ей имя человека, отдающего приказы. Все это он отразил в своем докладе.

– Тогда почему? Если он сам принял и сам выполнил это решение? – удивился император.

– Она слишком близко подобралась к нему. Он слишком к ней привык, как оказалось. Не досмотрели, наша ошибка. Надо было вербовать ее, а не устранять.

– Теперь поздно жалеть… Надо же, – подивился император. – И у такой идеальной машины для убийства, оказывается, есть слабости.

– Отдать приказ на устранение Сонина? – не стал углубляться в философские рассуждения Семечкин.

– Нет. Дождемся возвращения и возьмем живым. Стоит попытаться сыграть через него: раскрытый предатель – полезный предатель.

– Есть угроза повторного покушения, – предупредил Семечкин.

– Кашим справится, – отмахнулся император.

– Кашим нестабилен, – напомнил Семечкин.

– Вот и стабилизируется: массовые убийства – его любимое занятие. Так пусть развлечется, пар выпустит, если они рискнут повторить попытку. Кашим как раз сейчас должен быть о-о-очень злым.

– Ты уверен, Лень? – уже около истребителя спрашивал Иван. – Ты же вчера на другой машине тренировался. Уверен, что стоит без подготовки? Я ведь так понимаю, что этот бой важен для тебя.

– Да какая разница, второй или третий? Сейчас по кружочку с Асией Нтинной дадим перед началом, как раз хватит с машиной познакомиться.

– Все равно, не нравится мне это, – покачал головой Иван. – Как вы вообще-то летали вчера на неисправных истребителях?

– Пронесло, и ладно. Третий-то с восьмым исправны, вот на них и потанцуем!

– Я смотрю, ты повеселел даже, – заметил Иван, глядя на полубезумную улыбку и лихорадочный блеск в глазах Леонида. – Ожил.

– Бой. Все, что у меня осталось в жизни – бой. Я рожден для боя, и это все, что я действительно хорошо умею. Это то, что делает меня живым. Бой с сильным противником. А она – очень сильна, хотя так и не скажешь…

– Ты пьяный, что ли? – принюхался Иван, уловив знакомые нотки в воздухе.

– Не обращай внимания, меня алкоголь не берет, как и любая другая наркота – последствия обучения в контрразведке.

– А пил тогда зачем? Если не берет?

– Для храбрости, – ухмыльнулся Леонид. – Как в древности: сто грамм перед боем. Традиция, – пожал он плечами.

– Что-то ты мне все больше не нравишься, – покачал головой Иван. – Ну, всякое в жизни случается, умерла – бывает. Ты-то живой, значит, жизнь продолжается. Встретишь еще свою единственную!

– Вань, давай после боя поговорим, а? Не порть мне настроение! – скривился Леонид. Потом запрыгнул в кабину и натянул на голову шлем. – Дождик, дождик, хватит литься…

– …Леня хочет веселиться! – закончил за друга наследник императорского престола.

– Именно! – рассмеялся Леонид и подал команду на герметизацию кабины.

Затем корпус засеребрился активированным ферритом.

– Удачи, парень… – тихо сказал Иван вслед удаляющемуся к шлюзовой камере универсалу.

Второй такой же аппарат синхронно двигался по восьмой пусковой дорожке.

– Центр, я Птичка-3, в шлюзовой камере, готов к старту!

– Птичка-3, давление в шлюзовой камере выровнено с наружным, открываю переборку. Можете стартовать.

– Стартую!

– Центр, Птичка-8, я в шлюзовой камере, готова к старту.

– Птичка-8, давление выровнено, открываю переборку, можете стартовать!

– Стартую!

– Птичка-8 Птичке-3: пару кружочков для разминки?

– Птичка-3 Птичке-8: согласна.

Два универсала пошли на облет станции, давая возможность пилотам слегка привыкнуть к машинам. Шли красиво, ровно, крыло в крыло.

– Птичка-8, на счет восемь расходимся, – прозвенел в эфире лихорадочно веселый голос Жестянкина.

– Птичка-3, почему не на три?

– Потому что девушкам надо уступать, а ваш номер восемь, вот и на восемь!

– Дурацкая причина, – хмыкнула Валаньева сердито.

Но чувствовалось, что азарт уже начал захватывать ее, вытесняя все остальные эмоции.

– Раз!

– Бог с тобой, засранец!

– Два!

– На восемь!

– Три! Четыре! Пять! Шесть! Семь! Восемь!!!

На счет «восемь», прозвучавший в эфире, два истребителя резко разошлись в противоположные стороны и начали стремительно набирать дистанцию.

– Начали! – прозвучала команда Валаньевой.

И машины пошли на сближение, начиная свою карусель.

Сначала пилоты пытались зайти стандартно, заученными маневрами, выполняя их безукоризненно красиво и точно. Как-то так сразу пошло, что инициативу атакующей стороны взяла на себя Птичка-8, пилотируемая Валаньевой. Птичка-3 же уворачивалась, изворачивалась, изредка выходя на острые неожиданные контратаки. Пилотирующий ее Жестянкин словно бы заманивал Птичку-8, играл с ней. Заводил и раздувал искру азарта до уровня всепоглощающего пламени.

Анастасия Константиновна уже и забыла, из-за чего все началось. Забыла обиду, забыла злость. Она увлеклась этим боем, этим танцем. Остался только душевный подъем, жгучий, бурлящий азарт и этот суперверткий, непредсказуемый универсал, который никак не хотел попадать в перекрестье прицела тяжелых роторных лазерных установок или в систему наведения на цель ракет. Чуть-чуть, совсем немного, почти… Палец лежал на кнопке открытия огня, готовый нажать ее, и никак не нажимал, хотелось выстрелить наверняка, выпустить учебную очередь ровно так, чтобы условно «на куски», чтобы безоговорочная победа. Вот-вот сейчас, сейчас, сейчас!..

Элементы становились все сложней и сложней, скорости нарастали, становилось уже трудно следить за ними даже при помощи обзорных экранов и контрольной техники.

Танец действительно был захватывающим. Настолько, что увлеченные наблюдением люди не замечали вышедший из-за планеты легкий авианесущий крейсер Альянса до тех пор, пока он не произвел залп по автоматическим оборонительным орудиям станции.

В этот момент бешеные истребители прыснули в разные стороны друг от друга, словно облитые водой кошки, и синхронно развернулись в сторону крейсера.

– Что происходит?! Почему он атакует?! У нас же мир с Альянсом! – раздался испуганный голос Валаньевой в эфире.