Константин Бенев - Метро 2035. Царица ночи

– Вот жену и пришлешь, ей как раз все и расскажу.

Волков отхлебнул еще, Виктор же, на сей раз, только пригубил.

– Чего не пьешь? Крепка?

– Крепка. Голову потом не подниму.

– Эх, интеллигенция! Все-то у вас не как у людей. Ну, рассказывай, как с кроликов шкуру снимать собрался.

– Это Ильич тебе про кроликов сказал? Шутник, бля.

– А кто ж еще? Вот, говорит, пришел ко мне Витек и требует подопытных кроликов. Не хотите ли вы, господин Волков со товарищи, пожертвовать своими шкурками на благо науки? Хотим, говорю. На благо науки – всегда пожалуйста. Так что там делать-то надо? Рассказывай.

Волков заметно охмелел, да и у самого Виктора голова была мутной. И не мешало бы еще кое-чего проверить…

– Слушай, Женька. Давай так. Ты ко мне завтра утром приди, на трезвую голову я тебе все объясню и покажу. Так-то лучше будет.

– Как скажешь, насяльника. Куда приходить-то?

– На Ботаническую, там буду. Часам к десяти давай.

– Океюшки!

Волков, само собой, опоздал.

– О-о… Ну и рожа у тебя, Шарапов! Говорил же, не пей, козленочком станешь.

– Что поделать! Тяжелое детство, деревянные игрушки, плюс плохая наследственность…

Женька плюхнулся на скамейку и тут же схватился за голову.

– Бля нерусский…

– Головушка бо-бо, денюжки тю-тю? Плеснуть?

Виктор вытащил фляжку.

– Хорошее похмелье – начало плохого запоя, сам же говоришь. Не буду, само пройдет. Или Раисе поклонюсь, сварганит чифиря.

– Ладно, будем считать, что это вместо анестезии. Давай лапу.

…И полоснул ножом по протянутой руке… И тут же полетел назад, сшибая по пути табуретки.

– Е!

– Сука!!! Урою!

Волков схватил со стола увесистый учебник и швырнул его в Лазарева.

– Бля, ты че творишь-то?! – Виктор не успел увернуться, тяжелый том угодил ему прямо в глаз.

Впрочем, в долгу он не остался, и книга тут же полетела обратно, но была ловко поймана сталкером.

– Мазила, – Волков вложил в бросок всю свою ярость и, как все отходчивые люди, тут же успокоился.

– Эй, Франкенштейн недоделанный, руку перевяжи! Ого, – Волков удовлетворенно хмыкнул, – ходить теперь тебе, парень, с фингалом во всю рожу! Не меньше недели, факт.

Женька подал Лазареву руку, помог подняться.

– А ты и рад, по ходу.

– Да не то чтобы рад. Удовлетворен. Силой и точностью удара. Ну, где там у тебя марля? Вяжи скорей, а то помру молодой, что делать будешь?

– «И никто не узна-ает, где могилка твоя…»

– Ой, Витек, ты бы уж лучше не пел.

– А лучше и не могу…

– «Эх, скольких я зарезал, скольких перерезал…» Гляжу, повязочку не хуже Пинцета соорудил. Наблатыкался. Колись теперь, что дальше.

– Да ничего, собственно. Домой иди, а вечером опять сюда. Поспать можешь. Все.

– Яволь, майн фюрер! Я пошел?

Виктор был уверен: через час «Сто рентген», а к вечеру и вся станция будут живо обсуждать Женькины сегодняшние приключения. Но ошибся: Волков действительно ушел к себе и проспал до вечера.

А Лазарев все это время не находил себе места.

До назначенного времени оставалось семь часов. Или четыреста двадцать минут. Или хрен там знает, сколько гребаных секунд! И все они тянулись, как старая резинка у трусов. Виктор пытался читать – книга полетела в угол. Затеял уборку – все закончилось на стадии наведения живописного беспорядка. Зашел к Люське, начисто забыв, что в это время она обычно на работе. Облом и тут. И Пинцет бессовестно дрых на рабочем месте…

«Если хочешь поработать – ляг, поспи, и все пройдет»… А что? Хорошая идея – убить время крепким здоровым сном. Но и сна не получилось, ни крепкого, ни здорового. Только головная боль в сухом остатке.

А вечером, когда он снял с Волкова повязку, на месте шрама красовалась едва заметная розовая царапина…

– Ну нихрена себе…

Волков с удивлением рассматривал руку. А Виктор недоумевал. Что не так? Почему не сработало с Люськой? Ей-то пыльцы досталось много больше, а результат нулевой.

– Жека, давай руку.

– Что, опять шкурку снимать будешь?

– Ты только не дерись. Мне и одного фингала хватит, – Виктор полоснул ножом по запястью сталкера.

– Больно, черт, – Волков скривился, – у меня после твоих фокусов точно на колюще-режущие аллергия выступит. Или как ты там тогда назвал? Фобия?

– Фобия не выступает. Она развивается.

– Да и ладно. Я с деревни, мне и так сойдет. А ты бинтуй лучше давай. Грамотей…

Волков даже не обратил внимания, что Виктор в этот раз не обсыпал рану пыльцой.

А на утро они оба опять с удивлением рассматривали затянувшийся шрам.

– Не, чудеса в решете, да и только. Витек, ты не колдун нечаянно, а?

– А вот мы возьмем и проверим. Давай, Жека, труби общий сбор. Жду твою команду через час, тут, у себя.

С бойцами Волкова Виктор проделал все ту же операцию. И так же с нетерпением ждал результата.

– Ну, с богом, развязываем…

Почему-то, увиденное не стало для него неожиданностью: как и у Людмилы, порезы не зажили ни у кого…

– Что, Михалыч, не удалось колдовство? Как там? Мы нужны еще?

– Так тебе что, Ильич не сказал разве? В Ботаничку пойдем.

– Не, утаил, хмырь толстожопый, – Волков рассмеялся, – завидки, чай, берут. Тогда где и во сколько? Только давай лучше по вечерней зорьке, что-то влом с ранищу вставать. Или прямо сейчас. Как?

– Нет. Это вам – нищему собраться – только подпоясаться, а у меня еще дело есть.

Виктор ушел из лаборатории сразу вслед за «кроликами». А теперь дело: Люська. Ее тоже надо взять в Ботаничку. Обязательно взять!

Люська в комнате была одна.

– А Татьяна где?

– А что? Люся уже не котируется? Смотри, ревновать буду.

Люська игриво прижалась к мужчине. Чертовка! Так забудешь, зачем и пришел. Хотя… А зачем же еще? И полезное и приятное одномоментно.

– Таньки не будет до утра, если ты такой стеснительный…

Кто-то щекотал Виктору пятки… Люсинда. Он дернулся, спрятал ногу под одеяло, но все без толку, Люська опять до нее добралась. Сквозь дрему Виктор услышал тихое хихиканье, и тут же проснулся.

– Я щекотки не боюсь. Могла бы и знать уже.

– Ну и ладно. Все равно, хватит дрыхнуть, уматывай.

Уматывай – это сейчас не к нему.

– Прям так вот, сразу?

Мгновение – и Люська оказалась рядом с ним. Попыталась трепыхаться, да куда там…

– Э-эй, голубки!

– Бля, Танька! Время сколько?

Люська выскочила из-под одеяла, ничуть не стесняясь своей наготы. Впрочем, тут же ткнула Виктора:

– Отвернись, бесстыжий!

– Это я-то бесстыжий? И не подумаю, – он решительно сел на постели и уставился на Людмилу, торопливо натягивающую на себя одежду.

– Да и фиг с тобой, любуйся. Тань, ты бы подождала снаружи, пока я этого сексуального террориста отсюда выставлю.