Валерий Большаков - Багатур

Так ничего и не решив, Александр уснул.

Два дня спустя Пончик, как и обещал, собрался покидать Вознесенский монастырь. Осип пошёл на поправку, уже и голос свой блеющий присоединял к братии, служащей молебен. Монахи собрали Александру еды в дорогу, а после и огорошили странствующего лекаря известием о том, что отец Мокий, игумен тутошний, благословил брата Вахрамея в дальний путь, на битву с ворогом.

Надо ли говорить, как рад был Пончик! Вдвоём-то завсегда веселее, особливо ежели твой товарищ высок и статен, косая сажень в плечах, а в руках такая силища, что вот сойдётся Вахрамей с медведем, неизвестно, на кого ставить и кого жалеть.

Вывел монах крепкого, под себя, коня, и поскакали они с Александром к северу, далеко обходя разорённый Владимир. Впрочем, предосторожность оказалась излишней — тумены уже покинули стольный град. Истоптанные снега, перемешанные с грязью и навозом, указывали путь к Юрьеву-Польскому. Пончик и Вахрамей, как Санчо Панса и раздобревший, накачанный Дон Кихот, направили коней туда же.

— Ежели наших искать, — рассудительно сказал Шурик, — то князья на реку Сить подались, додумались наконец-то собраться вместе и ударить сообща. Все, конечно, не придут, под руку Юрия Всеволодовича не встанут, гордыни в них пуще дурости намешано… Я уж и не знаю, к кому там пристать. Угу…

— Проберёмся на Сить, — решил монах, — там и сыщем, к кому приткнуться. Князей много, им бы ишшо ума поболе да сраму… Цены б им тогда не было!

— Что да, то да, — вздохнул Александр. — Да они везде такие, не одни мы маемся с горе-владыками.

— А ты бывал ли в странах дальних? Видал ли, как оно живётся за морем-то?

— Бывал… — протянул Пончик. — И в Константинополе бывал, и в Риме, и у арабов.

— Ух, ты! Повествуй.

И Александр принялся повествовать, следя за тем, как бы не брякнуть лишнего — всё ж таки, триста лет минуло, много чего переменилось, но откуда монаху из затерянной в лесах обители знать, как оно было раньше и как стало теперь?

— Константинополь, он большой, на нём Владимиров штук пятьдесят уместится. И народу столько же. Дома там все каменные или из кирпича, и улицы камнем мощены — у нас брус деревянный стелят, а у них плиты гранитные да мраморные. И там стоит самый великий храм на всём белом свете — собор Святой Софии. Он очень, очень большой. Весь ваш монастырь под куполом его уместится.

— Да иди ты! — сказал Вахрамей впечатлённо.

— Вот те крест! А рядом дворцы императорские, их много, один другого краше. Священными Палатами прозываются. Император может вообще дворцов своих не покидать — там у него всё есть, и церкви свои, и бани, и всё что хочешь. И ещё там есть Ипподром…

— А это что за диво?

— А это… Понимаешь, Вахрамей… Ну, это как огромное поле, а вокруг него много-много лавок — на сто тыщ человек. Ближние лавки пониже, дальние повыше — чтоб всем видно было.

— А что видно-то? Они что, поля не видали?

— А это не простое поле, они там состязаются — на конях скачут, кто кого быстрее, а самого быстрого золотом награждают.

— Здорово… — протянул Вахрамей, убеждённый в том, что «Ляксандра» брешет про всякие «подромы», но как же складно у него выходит!

Время текло незаметно, припасов хватало. На ночь устраивались у костра, запаливая долгогорящую нодью, [139] Костер из двух-трех бревен, уложенных вдоль направления ветра, что препятствовало задуванию огня. Такой костер способен гореть всю ночь. Позволяет обогреваться и сушить одежду сравнительно большому количеству людей одновременно. а с утра двигались дальше.

Выйдя к Юрьеву-Польскому, спутники пришли в изумление, обнаружив город несожжённым, а жителей его живыми и здоровыми. Всё объяснялось просто — Юрьев-Польский [140] Обычно принято и Юрьев-Польский, и Переяславль-Залесский записывать в жертвы монголо-татар, якобы взявших их штурмом. Однако даже летописцы, известные лакировщики действительности, когда повествуют об этих городах, употребляют глаголы «взяша», «плениша», «воеваша», но не «пожгоша», «убиша», «избиша», «огневи предаша». Рашид-ад-Дин, правда, утверждает, что после Владимира монголы осаждали ещё одну крепость — «Кыркла», взяв её на пятый день. Но утверждать, что эта «Кыркла» и Переяславль-Залесский — один и тот же город, наверное, не стоит… не сделал и попытки к сопротивлению, зато исполнил в точности все требования Бату-хана. И данью откупился, и коней дал, и кормов, и припасов разных.

Юрьев-Польский представлял собой совершенно круглую в плане крепость, занимавшую мыс между речкой Колокшей и её притоком Гзой. Таким образом, речная вода обороняла город с востока, юга и запада. Трое ворот вело в Юрьев-Польский, а дороги к тем вратам обступали посады. Городишко выглядел чистеньким и приятным. Над стенами возвышались купола новенького Георгиевского собора, неподалёку поднимались колоколенки Михайло-Архангельского монастыря.

— Гляди-ко, — кивнул Вахрамей, — народ, что мураши, бегает, когда в муравейник веткой ткнёшь. Видать, прижали их татары! Вытребовали, что хотели, а этих теперича жаба душит!

— Похоже на то, — кивнул Пончик.

Проехав по слободе, они наткнулись на величественного старикана с седого бородой, спадавшей на широкую грудь, — надо полагать, богатырём уродился дедок.

— Старче, — обратился к нему Александр, — давно ли монголы прошли?

Дед насупил густые белые брови, пошевелил ими и ответил, складывая руки на клюке:

— Вчерась были. Много сена позамали, да жита, да овса… И себя тож не обидели — отхватили мясца с хлебцем, да под винцо…

— Не обижали?

— Дык, кто обиду не спустил, тех похоронят скоро. Мало таких сыскалось, перевёлся народишко. Вот в наше время…

— А куда они потом двинулись? — перебил старика Пончик.

— Мунгалы-то? А кто куда…

Из долгих расспросов дедка нарисовалась общая картина: отсюда, от Юрьева-Польского, монголы двинулись облавой по всему краю, разыскивая беглого великого князя Юрия Всеволодовича, рать собиравшего. Один тумен ушёл к северо-востоку, к Костроме и Галичу, основные силы устремились на запад, к Волоку Ламскому и Твери — и «Батыга», и «Себедян-богатырь», и «У рдю», и «Куюк», и «Меньгу», а тумен «Бурондая», усиленный булгарской конницей и пешцами из Нижнего Новгорода, [141] Об участии нижегородцев в войне на стороне ордынцев упоминает булгарская «Летопись Гази Бараджа». направился на север, к Переяславлю, к Ростову, к Угличу.

— Ищут князюшку, — пробурчал Вахрамей. — Найдут — не сносить ему головы… Двинем и мы туда же, что ли? К Переяславлю?

— Двинули, — кивнул Пончик, жестоко страдая. Прав был Олег — нету единства на Руси! И долго ещё не будет. Да и сама Русь — где она? Жили-были нижегородцы, служили Всеволодовичу. Пришёл Джучиевич — служат ему… Зато живы. А ежели лишний раз и прогнутся в поклоне, так от этого ещё никто не помер. Наоборот, гибкость появляется, здоровью на пользу…