Валерий Большаков - Багатур

В этот самый момент прискакал Чимбай, тараща глаза, и что-то быстро нашептал Изаю, косясь на Сухова. Олег подозрительно посмотрел на нукера, а куман поманил его к себе.

— Садись на коня, — сказал он торжественно, — и езжай в орьгу. Ослепительный хочет видеть тебя!

— Ой-е… — только и вымолвил Хельгу, сын Урмана.

Быстренько вскочив на буланого, Сухов помчался к белевшему вдали ханскому шатру. Не доезжая до него, он заметил Батыя, верхом на коне саврасой масти. Рядом, на гнедом, находился новгородский князь.

Олег спешился и отвесил поклон хану.

— Слушай мою волю, багатур, — величественно заговорил Батый. — Я посылаю тебя на службу коназу, — он небрежно кивнул на Александра Ярославича. — Будешь моим эльчи [161] Эльчи — посланник с расширенными полномочиями (к примеру, мог исполнять полицейские функции). — помогать станешь собирать дань и отправлять в Орду. Коназ не желает видеть у себя моих баскаков. Что ж, он их не увидит. Но ты следи в оба глаза, чтобы всё было без обману. Народ здешний с норовом, как необъезженный конь. Тебе дадут золотую пайцзу и новые одежды — пусть все видят, как щедра Орда и как богата. А вот как она сильна, ты покажешь сам. Отныне ты, багатур, мой личный посланник. Орос, который верно служит хану Белой Орды, — мог ли я сделать выбор лучше?

Хан смолк, и Сухов отвесил глубокий поклон, приложа руку к сердцу.

— Всё исполню в точности, ослепительный, — пообещал он.

Батый милостиво кивнул и отпустил своего эльчи. Поймав внимательный, настороженный взгляд Александра Ярославина, Олег подмигнул князю. Тот расширил глаза, не зная, то ли гневаться ему, то ли не стоит.

Деятельный юртчи подвёл к Олегу двух великолепных коней редкой игреневой масти, навьюченных целым состоянием — мехами, дорогим оружием, звонкой монетой. «Посланник!» — усмехнулся Сухов. Надо же…

В принципе, он был доволен изменением статуса. Продолжать поход Олег в любом случае не намеревался — что ему делать в степях? Кобылиц доить?

Олег подумывал, как бы ему уйти незаметно, да так, чтобы не подставлять Изая. Уходить лучше всего было в Новгород. Задерживаться на Руси Сухов тоже не собирался, тут ему ничего не светило. Почему бы тогда и в самом деле не отправиться в Европу? Купеческие лодьи из Новгорода ходят во все города Ганзы, а оттуда пешком или по морю можно было добраться до Франции, заделаться рыцарем, поучаствовать в турнирах, выиграть пару раз, чтобы обзавестись латами побеждённого, да и… Вот что «да и», Олег пока не знал. В крестовый поход сходить? Или послужить королю, добывая средства на замок? Разве плохо будет встретить старость в замке на Луаре? Когда-то он спорил с Пончиком, высмеивая его идею бежать на Запад, но что ещё ему остаётся? Бежать на Восток? В степь, где чисты горизонты? Ну уж нет, перспектива обзавестись замком прельщает его куда больше, нежели дожитие в вонючей юрте. Спасибочки, на годы вперёд нанюхался…

Олег направил савраску к дружине князя и повёл в поводу четырёх вьючных, с туго набитыми баксонами. Подъехав, сделал любезность — спешился.

Дружинники встретили его с любопытством, но первыми не заговаривали, а вот князь, пользуясь служебным положением, спросил:

— Батыга Джучиевич назвал тебя Хельгу, сыном Урмана. Это твоё имя?

— Моё, — согласился Хельгу, сын Урмана, — в произношении Бату-хана. Меня зовут Олег Романович.

— Откуда ты, Олег Романович?

— Откуда я? Сложно сказать… И отсюда, и оттуда. Кому я только не служил… И конунгу одному — помер он, давненько уже. И… одному императору, и даже дожу венецианскому. Отовсюду понабрался премудрости воинской.

— Когда хан предложил тебя в посланники, я сперва воспротивиться хотел, — признался Александр Ярославич, — думал, что ещё одного труса-перебежчика увижу, из тех, кого не видно было и не слышно, а как пора выдалась, так они и примчались, задницу татарве лизать. Однако Батый назвал тебя багатуром, а от него похвалы редко кто дождаться может…

— Сработаемся, княже! — ухмыльнулся Олег.

— Сработаемся, посланник! — рассмеялся князь. — А красива ли Венеция? Про Константинополь я слышал, как раз венецианцы и разграбили Царьград. А их-то город краше?

— Не знаю, давно там не был, — сказал Сухов, не кривя душой. — А что самому довелось увидеть… Да так себе. Мокро у них, княже, вода кругом. Улиц нет почти, одни протоки. И вместо лошадей лодки такие особые, гондолами прозываются. Есть, конечно, на что посмотреть, но разве сравнить Венецию с Константинополем?

— А девки в Венеции пригожи? — спросил лопоухий дружинник.

— Попадаются, — ухмыльнулся Сухов, вызвав у дружины лёгкое веселье. — Чёрненькие, востроглазые, так и тянет ущипнуть!

Тут уж дружина не выдержала, загоготала. И смолкла, заметив подъезжавших всадников — на паре хороших коней, да с запасными, при полном параде. Олег пригляделся, и улыбка сползла с его лица. Широкоплечего бородача он видел впервые, а вот его спутника знал всю жизнь. Это был Пончик.

Александр сильно изменился — похудел, подсох, в глазах грустинка появилась. Зато какая шуба, а доспех, а шлем! Ни дать ни взять, королевич проездом.

— Кто такие? — строго прикрикнул седоусый дружинник.

— К князю новогородскому посланы, — пробасил широкоплечий, — от великого князя Ярослава Всеволодовича.

— Я князь, — спокойно, с достоинством, сказал Александр Ярославич.

Пончик даже не стал доказательств требовать — заулыбался и направил коня к князю, доставая из-за пазухи свиток.

— Письмо передал батюшко ваш, — проговорил он. — Вот!

Александр Ярославич принял свиток и сказал:

— Как же вас татары пропустили?

— А пайцза у нас.

— А-а…

Князь сломал печать восковую и углубился в чтение, изредка намечая улыбку на плотно сжатых губах, а Пончик, вздыхая с облегчением, удосужился осмотреться — и увидел Сухова.

— Олег?!

— Я, — не стал скрывать тот.

И ничего солидного не осталось в Александре — спрыгнул он с коня, рванулся к другу и вцепился в него, как в родного.

— Олег… Олег… — скулил он, тиская Сухова. — Я был такой дурак! Я ничегошеньки не понимал! Олег…

— А теперь понял? — улыбнулся посланник хана.

— Пришлось… — вздохнул Пончик.

— Эх, Понч, кабы я был прав, да всё понимал верно, мне б куда легче жилось…

— Знаешь его? — с удивлением спросил князь, отрываясь от письма.

— Друг мой, — ответил Олег, улавливая в глазах Пончика радость и признательность за одно драгоценное слово.

— Ну, едем, раз друг… Отец просит тебя к себе пристроить, — обратился князь к Шурику, улыбаясь и скручивая свиток. — Вот, не было у меня посланников, а теперича сразу двое объявились! Едем. Ежели поторопимся, к субботе в Новгороде окажемся.